— Я полагаю, что он верил в силу воли, — сказал Велт.
— Именно. Хаос – не зло. Он просто выпускает нашу предрасположенность к злу и осквернению. Вот почему он такой пагубный. Он вынимает наружу наши пороки. Сила воли, решимость, верность… это качества, которые противостоят заразе Хаоса.
Если человек может остаться верным Трону, Хаос не сможет тронуть его. Ненависть и отрицание Хаоса становится оружием против него.
— Броня презрения, — сказал Велт. — Я хорошо знаком с произведениями Инквизитора Рейвенора. Идея не принадлежала ему.
Он сделал шаг назад от веревочных перил. — Может быть, ты прав. Это интересная мысль. Мы можем спасти человечество силой характера, а не настойкой из яда мотыля. История лучше рассудит один из двух вариантов.
Он обернулся к Гаунту. — Однако, ты простишь меня за тестирование яда мотыля.
III
— Это был подвал, — сказал Каффран Роуну. — Под домом в том направлении. Восемнадцатая улица, я думаю. — Леклан кивнул, когда сделал глоток из своей фляжки. — Восемнадцатая улица.
— Я пошел первым, Леклан был позади, — продолжил Каффран. — Темно, хоть глаз выколи. Я мог чуять что-то.
— Я говорил, что там что-то есть, — вставил Леклан.
— Он так сказал. Я мог чувствовать это. Я был совершенно уверен, что мы загнали еще одного экскувитора. Я был готов бросить трубчатый заряд, а потом уже сортировать тела.
— Ты так сказал. Именно так, — согласился Леклан.
— Но, понимаете, приказы, — сказал Каффран. Он почесал щеку и покосился на солнце.
— Продолжай, — сказал Роун.
— Я почти выстрелил в него, — сказал Каффран. — Я навел фонарь, поводил им, и увидел движение. Я просто среагировал. Я почти прострелил ему голову.
— Но ты не прострелил, — сказал Роун.
— Почти. Его лицо. Он был так фесово напуган. — Каффран кивнул вдоль разрушенной улицы на ближайший лазарет. Под внимательным присмотром солдат Инквизиции, Дорден и его санитары перевязывали последнюю партию истощенных гражданских, которых поисковые отряды вытащили из темных углов Кантибла. Их число, по подсчетам Харка, уже было пятьсот пятьдесят восемь, и все они были в ужасном состоянии. Дорден занимался ребенком, мальчиком, примерно десяти стандартных лет, чье сморщенное тело выглядело больше похожим на пятилетнего. Ребенок был ошеломленным, сбитым с толку, шокированным.
Это было заметно, даже с улицы.
— Я не знаю, как долго он был там внизу, — сказал Каффран. — Но он был слишком напуган, чтобы выйти наружу.
— Это часто случается, — сказал Баскевиль. — Выжившие жили в страхе очень долго. Большинство из них превратились в диких животных. Мы просто люди с пушками, Роун. Они слишком напуганы, чтобы понять, что мы пришли спасти их.
— Нам нужно закончить с поисками. Нам нужно зачистить весь город, — сказал Роун.
— Я знаю, — сказал Баскевиль.
— Другого пути нет.
— Я знаю, — кивнул Баскевиль. — Но никто не хочет быть первым, кто застрелил одного из этих несчастных людей по ошибке.
— Эти парни не слишком помогают, — сказал Цвейл. Все обернулись. Старый аятани сидел на корточках, давая отдохнуть ногам. Он указал на агентов Инквизиции поблизости. — Мы обещали им безопасность, и мы вытащили их из укрытий, а затем эти парни приняли на себя руководство. — Несколько солдат Инквизиции вели группу освобожденных душ по улице к загонам, которые были воздвигнуты на главной площади города. Под управлением Дознавателя Сидоны, старшего агента сил Инквизиции, которые прибыли днем ранее, Кантибл превратился в лагерь обработки. Сидона ясно дал понять Роуну, что от Призраков ожидается, что они будут действовать, как охрана для лагеря, и несколько отрядов были выделены на строительство деревянного частокола для загонов. Сидона, так же, дал понять, что в Кантибл будут и далее прибывать выжившие из внешних районов в следующие недели.
Роуну это совсем не нравилось, и он знал, что Призракам это тоже не нравится. Они пробирались сквозь наиболее убогие части города, видя маленькие ужасы везде, куда смотрели. Несколько человек, которых они нашли, утащили на допрос и в заключение. Роун понимал, что все так и будет. Никому, кто жил на Гереоне при Оккупации, нельзя было доверять. Их нужно было обработать и проверить на наличие заразы. Многих, вероятно, казнят. Совершенно ясно, что Инквизиция не допустит какой бы то ни было заразы. Но это все заставляло Призраков чувствовать себя так, как будто они соорудили концентрационный лагерь для Имперских граждан. Это заставляло Роуна удивляться, почему они вообще озаботились попытками освобождения, если это было всем, что они могли предложить жителям Гереона.