— Я поговорю с Сидоной, — сказал Роун. — Но я думаю, что все так и будет продолжаться. Это Имперская политика, и даже если мы обнаружим себя на перевёрнутом мире, где Инквизиция прислушивается к мнению Имперской Гвардии, я не уверен, что они будут не правы. Архивраг держал это место слишком долго. Как там говорил Гаунт? Здесь нечего спасать.
— Я не думаю, что такая позиция сделает много для боевого духа, — сказал Баскевиль.
— Фес побери боевой дух, — резко бросил Роун. — Я отдал почти все, чтобы помочь Гереону. Прошлый год или около того, я мечтал вернуться назад и принести облегчение, о котором они умоляли нас. Теперь, я желаю, чтобы мы никогда не возвращались.
— Потому что они не выбегают из своих домов и не приветствуют нас, и не увешивают нас гирляндами за то, что освободили их? — спросил Цвейл.
Лицо Роуна потемнело. — Потому что это не более, чем дежурство у постели умирающего. — Он быстро ушел, чтобы найти дознавателя. Через пару минут, звук небольшого взрыва – гранаты или трубчатого заряда – прокатился с соседней улицы, и Баскевиль пошел разведать.
Каффран остался там, где был, уставившись через улицу на мальчика, которого он почти застрелил.
— Он, примерно, такого же возраста, каким был Далин, — сказал Каффран.
— Что? — спросил Цвейл.
— Тот мальчик. Он, примерно, такого же возраста, какого был Далин, когда Тона нашла его и Йонси в руинах улья. А я нашел всех троих через несколько дней. Они были дикими. Напуганными. Прятались. Прямо, как он. Я почти пристрелил их, по ошибке. Так же как я почти пристрелил его.
Цвейл возился со своими сапогами. Он встал, опершись на Леклана для поддержки.
— Вы снова отправляетесь на поиски? — спросил он.
— Улицы двадцать шесть и двадцать семь, — сказал Леклан. — Через десять минут, как только отряд отдохнет.
— Я пойду с вами, — сказал Цвейл.
— Я так не думаю, — сказал Каффран.
— А я думаю. Если вы просто люди с пушками для них, может быть, наличие священника с вами поможет. Мне нравится думать, что я смогу развеять их страхи. Может быть, уговорю их выйти их укрытия менее болезненно.
— Отец, в этом месте все еще прячутся твари, — сказал Леклан.
— И?
— И вы будете на линии огня, — сказал Каффран.
— И давно пора, — ответил Цвейл. — Ты знаешь, сколько мне лет, Дреммон Каффран?
— Нет, отец.
— Как и я. Но сейчас самое время сделать что-то более полезное, чем каталогизировать растения. — Каффран с Лекланом обменялись взглядами, широко открыв глаза.
— Вот зачем я пришел, — сказал Цвейл. — Чтобы сделать что-нибудь полезное. Давно я не делал ничего полезного.
— Как скажете, отец, — сказал Каффран. — По правде, я бы не отказался от помощи. Но если вас убьют, не вините меня.
— Я о таком и не мечтал, — ухмыльнулся Цвейл. — Если меня убьют, я просто встречусь с высшим начальством.
— Просто делайте свою работу, майор, — сказал Дознаватель Сидона. Он был высоким, худым человеком в черных и красных одеждах, одетый как знать. У него были тонкое лицо и узкий рот.
— Я предполагал, что вы скажете так, — ответил Роун, — но ради своей совести, мне нужно было спросить.
Сидона пожал плечами. — Я соболезную, майор. Иногда наш священный долг бывает болезненным и мерзким. Но он должен быть выполнен. Те, кого мы нашли, кто все еще верен, благослови их отважные души, однажды поблагодарят нас.
— Я уверен, — сказал Роун, совсем не убежденный.
— Если я могу сказать, — сказал Сидона, подписывая планшет, который протянул ему один из помощников, — я нахожу вашу заинтересованность необычной. Я имел много отношений с Имперской Гвардией, в хорошем смысле. Я, обычно, находил солдат Гвардии простыми и бессердечными. Ваше отношение делает вам честь.
— У меня была хорошая компания годами, — сказал Роун.
— Вы имеете в виду Гаунта? Я очень хочу встретиться с ним. Я так много слышал о нем от моего инквизитора. Редкое существо, как я понял. Благородный и принципиальный. Абсолютный отщепенец, конечно же. Говорят, что когда Магистр Войны Макарот обедает со своим старшим составом, он всегда просит последние новости о Гаунте и его делах. Они чрезвычайно занимают его. Гаунт – это возврат в другую эпоху.