К нему подошел Дорден, с медицинским снаряжением на себе.
— Доктор?
— Пожалуйста, ты бы не мог поговорить с ним? — сказал Дорден, делая жест в сторону Аятани Цвейла. Старый священник, в полном облачении, стоял на колене, чтобы завязать шнурки на паре больших по размеру – и, несомненно, одолженных – Гвардейских ботинок. Распятие с навершием в виде орла лежало на палубе справа от него, золотое кадило слева.
Гаунт кивнул. — Отец... — начал он.
— Засунь это себе в задницу, — сказал Цвейл.
— Простите меня?
Завязав шнурки, Цвейл поднялся на ноги, помогая своему тощему телу подняться рукояткой распятия.
Он тряхнул полы своей голубой робы, чтобы прикрыть заскорузлые колени и тощие голени.
— Твое предложение, Гаунт. Засунь его себе в задницу.
— Это очень по-церковному, отец. И все же, что это может быть за предложение?
— Конечно такое же, какое сделал Дорден. Что я должен благословить людей и сделать свою «свят свят» штуку, а затем пожелать всем удачи и остаться здесь.
— И вы не хотите делать этого?
Цвейл надулся и подергал свою длинную белую бороду. — Не хочу и не собираюсь. Дорден говорит, что я слишком старый. Говорит, что я «с медицинской точки зрения» слишком старый, как будто это совершенно другой вид слишком старого. Я в такой же форме, как Тембаронгский грокс! Я в такой же форме, как человек, вполовину моложе меня!
— Однако, — вклинился Дорден, — человеку, вполовину моложе вас нужно тоже надо будет готовить кашу.
— Заткнись, фесов костоправ, — ответил Цвейл, и топнул ногой. — Я иду с вами. Я иду с вами, чтобы помогать нуждам полка.
— Отец... — попытался вмешаться Гаунт.
— У меня есть ботинки, если это то, о чем ты беспокоишься, — сказал Цвейл, поднимая полы, чтобы доказать это.
— Я не об этом, — сказал Гаунт.
— Я иду с вами, — прошипел Цвейл, схватив Гаунта за рукава своими похожими на когти пальцами. — Это место, куда мы направляемся, это бедное место…оно было слишком долго нечестивым. Возможно, для него уже не будет искупления, но я должен попытаться. Я подумал, что ему нужен такой человек, как я, больше, чем такой солдат, как ты, Ибрам, но я согласен, что оружейный огонь тоже засчитается.
Гаунт мгновение смотрел на него. Затем он взглянул на Дордена. — Аятани Цвейл будет сопровождать нас.
Дорден пожал плечами и закатил глаза.
— Сэр?
Харк присоединился к ним. Крийд и Каффран были с ним. Их глаза были суровыми, в них читались душевные страдания. Гаунт глубоко вздохнул. Он боялся этого момента.
— Они могут с вами поговорить? — спросил Харк.
— Конечно. Идите, доктор. Вы тоже, отец.
Гаунт отвел Крийд и Каффрана в конец зоны сбора.
— Это правда? — спросила Крийд.
— Насчет включения резерва? — спросил Гаунт. — Да, боюсь, что это правда.
— Мы можем что-то сделать? — спросил Каффран.
Гаунт покачал головой. — Я лично пытался исправить это, но не встретил никакой поддержки.
— Это не правильно, — сказала Крийд. Гаунт никогда не видел ее такой хрупкой.
— Нет, не правильно, но ввод резерва – это стандартная военная практика. Это одна из обычных тактик Магистра Войны, когда требуются людские ресурсы, и Трон знает, что здесь они нужны. Тактический Департамент и Комиссариат одобрили. Я буду продолжать пытаться до самой высадки. Если потребуется, даже после нее. Но вам придется прямо сейчас принять то, что Гвардия – это огромный и измельчающий в пыль механизм, и он слепо прокатывается по личным запросам и протестам. Он любит целесообразность и эффект массы, и ненавидит исключения. О чем я говорю, так это то, что мы, может быть, не сможем повлиять на это решение.
— Это не правильно, — снова сказала Крийд.
— Он должен был стать Призраком, — сказал Каффран.
— Да, — сказал Гаунт. — Должен был.
XVI
Он чувствовал себя так, как будто Сару била его тупым концом где-то между головой и животом. Он онемел, почти оцепенел. Его глаза горели. Он огляделся и увидел такую же боль и удивление на лицах остальных.
Странно. Он весьма был уверен, что этот день будет самым лучшим днем в его жизни: прошедшим Основное Наставление, ставшим Гвардейцем, получившим свою личную винтовку у оружейника. Получившим свои солдатские нашивки, свою аквилу, свою одежду…
… ставшим Призраком.
Оружие в его руках чувствовалось, как мертвый груз. Никакого ощущения гордости не было от того, что он держал его.
— Что с нами будет дальше, Святой? — спросил Форбокс.