— Что теперь? — спросил Гаунт.
— Будем ждать, — сказал Дакре.
Гаунт пошел сквозь устраивающиеся фигуры своего отряда и нашел Белтайна.
— Можешь связаться с Кантиблом? — спросил он.
Белтайн покачал головой.
— Продолжай пробовать. Пробуй отправить сигнал Роуну, что с нами все в порядке.
— Буду, сэр.
Гаунт сел и закутался в плащ против свирепого дождя. Было холодно и сыро.
Он посмотрел через площадку и бурную черную реку на деревья. Сезоны дождей обычно возвращали жизнь в леса, но здесь было слишком поздно. Этот лес высох и умер, и дождь просто омывал труп.
II
Время начало терять свой смысл. Все наручные хронометры в отряде начали сбоить в ночное время, все, за исключением, как надеялся Гаунт, его собственного: поношенные старые часы, с которыми он уже когда-то прошел Гереон. Часы продолжали монотонно тикать, когда все остальные остановились, или вращали стрелками, как лопасти ветряной мельницы в бурю.
Буря утихла за несколько часов до рассвета. За долгое время, в окружающей темноте, единственными звуками были бульканье реки и плюх-плюх воды, капающей с мертвых деревьев. Перед рассветом небо стало бледным, а свет стал серым. Когда пришел настоящий дневной свет, он, внезапно, стал темнее. Небо было крышей из облаков цвета оружейного металла, переплетенных, как мозговая ткань.
Рука дотронулась до руки Гаунта, и он вздрогнул, осознав, что уснул. Он видел сон.
Он был в доме на одиноком краю какого-то мира. Танитские волынки играли. Тона Крийд подошла к нему из какого-то тусклого коридора и ударила его в грудь. На ее лице были слезы. — Ты мертв! Ты мертв! Ты мертв! — причитала она, ударяя его. Он попытался обнять и успокоить ее, но она отстранилась.
Послышались повторяющиеся щелчки. Гаунт огляделся и увидел Виктора Харка, сидящего у окна, передергивающего затвор болт-пистолета.
— Слушай, мне жаль, — сказал Харк, поднимаясь на ноги. — Мне реально жаль, но ты мертв, и я не могу позволить этому продолжаться. Ты убиваешь моих людей своими призраками. — Харк поднял пистолет в сторону лица Гаунта и…
Рука дотронулась до его руки. Он резко проснулся.
Это был Эзра.
Нихтгейнец стоял над ним, держа под рукой рейн-боу. Гаунт сразу же заметил, что оружие было заряжено.
— Хват сейзи? — прошептал он.
— Гонн зесшафф, — прошептал Эзра.
Гаунт огляделся и поднялся на ноги. Он потянулся за своим оружием. Дакре и бойцы сопротивления исчезли. Призраки его отряда сидели, сгорбившись, и дремали на площадке вокруг него.
— Фес! — прошипел Гаунт.
— Сеязи фес? — прошептал в ответ Эзра, водя своим рейн-боу по деревьям на дальней стороне реки.
— Да я фесово уверен, что сеязи фес! — резко бросил Гаунт. — Оан?
— Уже проснулся, — ответил Макколл, внезапно материализуясь рядом с локтем Гаунта. — Дакре ушел.
— Что, серьезно?
Макколл пристально посмотрел на Гаунта, чтобы ослабить злость и сарказм полковника-комиссара.
— Я не спал, — сказал он, — хотя они этого не поняли. Они разговаривали. Я слушал. Они беспокоились насчет нас. Они не доверяют нам, и ночной шторм напугал их.
— Почему?
— Ой, да ладно. Вы вспомните, как это было здесь. Мы не доверяли ничему. Они не видели дождя два года, так что он встревожил их. Сама мысль об освобождении...
— А что не так?
— Ну, я не думаю, что они верят в это. Это то, о чем они молили. Теперь оно здесь.
— Теперь оно здесь, и что?
— Это слишком хорошо, чтобы быть правдой. — Макколл посмотрел на Гаунта. — Именно это они и говорили. В любом случае, они ушли около часа назад.
— Почему ты не разбудил меня?
— Потому что за нами наблюдали с самого начала.
— Наблюдали?
Макколл кивнул. — К тому же, вам нужно было поспать.
— Кто за нами наблюдает? — спросил Гаунт.
— Без понятия, — сказал Макколл, — но они там. — Он кивнул в направлении деревьев на дальнем берегу бурлящей, похожей на торф реки. — Они достаточно осторожны.
— Откуда ты знаешь?
Макколл пожал плечами. — Мы еще живы.
— Поднимай остальных, — сказал Гаунт.
Макколл с Эзрой разбудили отряд. Они проснулись и встали, охая и ворча. Ларкин проснулся так внезапно, что его лонг-лаз упал на землю со стуком, который эхом отдался по мокрой опушке.
— Простите, сэр, — сказал он. — Плохой сон.
Гаунт улыбнулся. Он знал о таких вещах. Его собственный последний сон не покинул его память. В особенности он был зафиксирован на образе Тоны Крийд, бьющей его. У нее тоже был сон, вспомнил он, на транспортнике прямо перед тем, как они высадились. Ей приснилось, что он умер. Гаунт верил в силу сновидений. Они говорили ему правду, и не раз. Тогда он отмахнулся от Тоны, но теперь это беспокоило его. На Гереоне, когда-то, ей безошибочно приснился Люсьен Вайлдер, Трон благослови его память. Ей приснился Люсьен Вайлдер задолго до того, как какой-нибудь человек с таким именем был ей известен.