Линдсей кивнула, соорудив на лице на редкость невыразительную гримасу. Воспитание не позволяло ей сказать вслух, что Джейдену чрезвычайно повезло, что он не застал расцвет Ньямарангской империи, — но он, кажется, и так догадывался, почему его вынудили остановиться именно у этой экспозиции, и чувствовал себя не слишком уютно.
- Пожалуй, к слонам закон был даже более милосерден, чем к людям, — предпочла вмешаться я. — Человека могли принести в жертву. Слона — никогда.
- Пожалуй, — с облегчением согласился Джейден и повлек нас в следующий зал, резко сменив тему. — В древнем Ньямаранге религиозная власть была неотделима от светской. Главным божеством считался Праатхи, отец-солнце, который позволял прародителям семей оставаться на земле в качестве духов-охранителей.
Отца-солнце изображали в виде обнаженного мужчины — и, разумеется, всячески старались подчеркнуть его необычность: у безупречно изящной статуи в центре новой экспозиции было лазурное лицо с неестественно большими глазами из золотистых топазов и такой густой слой позолоты на волосах и кистях рук, что оставалось только диву даваться, как это все расхитители гробниц и храмов ухитрились пройти мимо. Праатхи стоял за троном, покровительственно положив руки на спинку, и гордо взирал на зрителя поверх императорской головы.
Император на его фоне смотрелся обыденно и даже скромно, хотя древний скульптор явно приложил все усилия, чтобы польстить ему. Дорогие одежды, пропорциональное до полной неестественности телосложение, экзотический разрез глаз — заметно уже, чем у современников — и гладкая, безупречно светлая кожа, какой никогда не было ни у одного ньямарангца.
- Это же… — я остановилась у ярко-алой оградительной ленты перед статуями и недоверчиво сощурилась.
- Слоновая кость, — охотно подтвердил Джейден. — Отец-солнце и император — единственные, в чьих изображениях допускалось ее использование. Разумеется, слонов для этого никто не убивал — статуи изготавливали из животных, ушедших естественным образом, и дарили каждому новому императору в день восшествия на престол. Такие статуи всегда изготавливались парой и означали пожелание дожить до глубокой старости и умереть своей смертью. Кроме того, они символизировали связь между императором и богом. Функции верховного жреца всегда выполнял император, и только его женщины могли претендовать на звание жриц.
В голосе Джейдена звенело какое-то злое предвкушение. Мне стало не по себе.
- «Его женщины»? — повторила Линдсей и сжала пальцы на моем предплечье.
- Любые, — честно ответил Джейден и поманил нас к высокой стеклянной витрине у стены, декорированной фреской с каким-то чрезвычайно кровавым религиозным сюжетом. — Мать, сестры, жены, дочери, наложницы, случайные, гм… — он запнулся и заметно покраснел. — Главное — связь с императором, неважно, какая. Среди этих женщин выбирали особенный типаж. Жрица-коломче должна была быть сильной и ловкой, поскольку на них возлагалась обязанность не только выбрать жертву, но и сопроводить ее к алтарю, привязать и протанцевать со специальным религиозным оружием несколько часов, постепенно убивая несчастную. — Джейден небрежно взмахнул рукой, указывая в сторону витрины с длинными гибкими луками, украшенными витиеватой резьбой. Стрелы к ним оказались тонкими и легкими — такими и впрямь не убить сразу, даже если кто-то и пожелает милосердно оборвать страдания жертвы одним точным выстрелом. — Кроме того, жрица должна быть красивой, чтобы Праатхи пробудился, пожелав взглянуть на ее танец, и… — он запнулся, покосился на Линдсей и явно проглотил какую-то чрезвычайно соленую историческую справку. — Словом, отбор был чрезвычайно строг, и жрицы всегда оставались малочисленными, сколько бы женщин ни оказывалось в императорском гареме.
За рассказом мы наконец-то пересекли зал, уставленный, по большей части, разнообразными луками, копьями и зловещего вида перекрестьями — и остановились перед стеклянной витриной у самого окна.
Там стояла всего одна статуэтка — высотой всего в половину человеческого роста, но отчего-то сначала показалось, будто она выше Праатхи и величественней императора. Тонкокостная белокожая женщина с умиротворенным спокойствием стояла на одной ноге, прижав правую стопу к левому колену. Руки она держала чуть ниже пупка, сложив пальцы треугольником, и в этом жесте отчего-то виделась подозрительная отсылка к так и не озвученному соленому историческому факту. Быть может, из-за того, что ее волосы были фривольно распущены — и, если уж начистоту, прикрывали куда больше, чем набедренная повязка, любовно инкрустированная мелкими полупрозрачными аметистами?..