– Как мило… Выражение смущения на твоем лице… У меня закипает кровь! Может, вернемся обратно в каюту? И ты в который раз докажешь мне свою ложь!
И загадочные, влекущие глаза чудовища оказались совсем близко, и манящий, бархатный шепот у самого уха. И отравивший кровь ядом желания поцелуй. Острый как клинок, всаженный в сердце по самую рукоять. И тягучая, будто патока, сладость там, внизу живота, и желание избавиться от этой невыносимо сладкой, заставляющей его содрогаться, муки. Его тело отзывалось на звук этого голоса, на прикосновения этих пальцев.
– Отпусти меня… – заскулил он.
– Что такое? Твое тело уже предало тебя?
– Скотина! Не будь такой сволочью… Я больше не выдержу!
Прижавшись к нему, виконт обхватил его руками за шею, отдавая всего себя этим ласковым, скользящим по его лихорадочно горящей коже прохладным ладоням. Чтобы потом, когда прервется дыхание и остановится сердце, выгнуться, запрокинув голову, и закричать. Освобождаясь от сжигающего тело огня. Пронзающего раскаленными иглами. Причиняющего боль. А после, цепляясь за его одежды, сползти в изнеможении к ногам чудовища. И чудовище подхватит его на руки и отнесет в кровать, поцелует нежно, лишь коснувшись теплыми губами, и он забудется сном.
Но во сне оно вернется к нему, чтобы истязать дальше. Жуткое, страшное, омерзительное до оцепенения – оно уставится на него своим неподвижным, сосущим его жизнь взглядом. Протянет к нему свои уродливые, когтистые лапы. Произнесет те самые лживые слова. Своим грязным, липким языком коснется его кожи, и он захлебнется ужасом, теряя рассудок…
– «Милорд, мы почти закончили приготовления. Прикажете начинать?»
В душе виконта шевельнулось что-то похожее на признательность. Приятный голос одного из миньонов вернул его из глубокого омута наплывающего кошмара. Некоторое время он просто таращился на них, плохо понимая, зачем миньоны (все четверо) в поповских рясах снуют туда-сюда, таская какие-то дрова. Он все еще тяжело дышал. Сердце все еще колотилось. Болезненно и сладко ныло внизу живота, а разгоряченную кожу неприятно холодило ветром.
«Как теперь посмотрю в глаза этой сволочи в золотой парче? Я же сгорю со стыда! – думал он, готовый провалиться на самое дно морское. – Нет, не мог я… с таким бесстыдством, мужчина… предлагать себя другому мужчине, будто публичная девка… Этого не может быть! Он опоил меня чем-нибудь! Это все его грязные штучки… или чары!» – нашел виконт спасительную лазейку в путанице своих сомнений.
Наконец, слаженные действия миньонов привлекли его внимание. Преодолев смущение, он вопросительно глянул на стоящее рядом чудовище, чтобы отвлечься (чем угодно) от своего самоуничижения.
– А, это… – перестав наблюдать за братом, слегка улыбнулся герцог Клеманс. – Мы все плыли и плыли… чинно так и благопристойно. Мальчики заскучали. Я нашел им занятие… – ответил он на его немой вопрос.
– А-а… таскать дрова? Надеюсь, они в восторге! – пренебрежительно откликнулся виконт, возвращая себе часть утраченного самоуважения.
– Я тоже надеюсь! – покосился на него герцог.
Почему-то виконта задело, каким тоном это было сказано. Охваченный собственными и такими противоречивыми чувствами, не зная, на ком бы выместить свое недовольство, сейчас он готов был придраться к чему угодно. На глаза опять попался один из миньонов.
– У них что, одна личина на всех? Примелькалось уже! Почему бы тебе не вырядить своих прихвостней пиратами? – выплеснул он свое раздражение. – Хоть какое-то разнообразие!
Герцог Клеманс снова покосился на брата.
– Ты про тех самых, которые… одноглазые и на деревянной ноге? Тáк для тебя будет достáточно разнообразно? – саркастично заметил он.
– Ну, зачем же так кардинально… – глянул на него виконт, но подумал и согласился, – впрочем, сойдет! А после сдадим их местным властям, пусть вздернут на виселицу!
И тут же весь подобрался, сразу позабыв о предмете разговора. Он разглядел на палубе причудливую вязь Заклинающего Круга и склоненную голову маленького пажа. В сером балахоне, веревкой крепко привязанного к мачте, в центре сложенного вокруг него костра.
– Почему он привязан? Что ты затеял? Ты же сказал, что отрок в порядке! – сжал он кулаки.
– А разве нет? – герцог Клеманс пожал плечами. – Если посмотреть – жив и здоров! – добавил он тоном, от которого повеяло стужей. – Идем! Сейчас перед нами развернется театральное действо… И твой оруженосец… любезно согласился сыграть для нас Орлеанскую Деву!
– Деву? Какую еще к чертям «деву»?! – воскликнул виконт, раздражаясь все больше невозмутимостью его тона.
В ответ раздались аплодисменты.