Вцепившись в него, больно стиснув плечи, Марк рыдал, судорожно вздрагивая всем телом, а он ничем не мог помочь, даже разделить его боль. Слезы Марка жгли ему шею, и неясные чувства наполняли мальчишеское сердце. «Если бы только я мог всегда оставаться рядом с тобой… Если бы я мог стать для тебя единственным… Самым дорогим… Тем, о ком, не зная этого, так тоскует твое разорванное надвое сердце… Я бы исцелил все твои раны…» – думал он, стоя возле него на коленях, прижимая к себе его голову. Но все, что Имонн мог, – это защищать Марка во время поединка, превращая свое хрупкое тело в Несокрушимую Броню. Правда, еще… Еще он мог умереть для него, но для них, Переселяющихся, смерть не являлась актом самопожертвования. Лишь вынужденной необходимостью.
– Забудем, что я плакал, – невольно хмурясь, попросил после Марк. Тогда-то они и договорились, что он больше не будет читать его мысли.
Имонн снова потряс его за плечи, но безрезультатно. Нарушая запрет, он ментально проник в его сознание, и глаза мальчика испуганно распахнулись. Коротко всхлипнув, ткнулся лицом Марку в грудь и скорчился рядом, захваченный его кошмаром. По комнате расплывался запах ванили. На столе одиноко таяло мороженое.2 глава
Древний Китай, 9-10 вв. Сон Императора
– Спаси меня, брат! Ну, пожалуйста, Энджун, забери меня домой! Я не пленник! Не пленник… – отчаянно плакал мальчик лет десяти, запертый один, в темноте. Черные волосы длинными спутанными прядями падали на заплаканное лицо. В простой одежде раба, но с золотым обручем на шее, с исхлестанной плетью, вспухшей багровыми рубцами спиной, в колодках, сидел он на полу и плакал от боли и унижения. Но сильнее боли сердце жгла обида.
– Ты же обещал!
Император проснулся, но продолжал лежать с закрытыми глазами. Горький детский плач все еще стоял у него в ушах. Он нахмурил темные, с изломом, брови, и страдальческая складка залегла в уголках губ, делая молодое лицо старше.
«Сон… опять этот сон… Зачем ты снишься мне, Рьюки? Что ты хочешь, чтобы я понял? Зачем возвращаешь меня памятью в прошлое? Я больше не маленький мальчик, и имя… Теперь я ношу другое имя…»
– Я заберу этого принца! – Низкий, совсем незнакомый голос прозвучал с грубоватой категоричностью.
– Но почему – он? Ему только исполнилось десять… и он совсем не готов к такой судьбе! – Голос старшего брата был непривычно взволнован, скорее даже расстроен.
Невольно подслушивая разговор, не предназначенный для его ушей, он осторожно выглянул из-за ширмы, на драгоценном черном дереве которой цвели золотые хризантемы и кружились в танце длинноногие цапли. Брат сидел у открытого окна и задумчиво смотрел, как цветущая в саду слива роняет свои белые лепестки.
На подоконнике палевый кот умывал лапой коричневую мордочку. Любимец Энджуна, он «собакой» повсюду ходил за ним. Даже глаза у кота были такими же ярко-голубыми, как у брата. И так же, как у Энджуна (когда тот злился), кошачьи глаза вспыхивали рубиновыми угольками, пугая окружающих. Но брат только смеялся, если кто-нибудь жаловался ему на это маленькое чудовище.
Засмотревшись на кота, он вздрогнул, услышав снова голос брата.
– Я приготовил другого – уже смирившегося со своей участью! Почему же он? – опять спрашивал Энджун.
– Простите, наместник, но я не вправе обсуждать волю нашего повелителя. Мне приказано забрать принца, у которого глаза цвета королевских ирисов, – ответил незнакомец.
Коренастый, широкоплечий, с резкими чертами лица и седой гривой волос, мужчина сидел в кресле напротив.
Плохо понимая, о чем говорят взрослые, он удивился: этот человек осмелился перечить брату, а тот не приказал убить его на месте?! Это было совсем не похоже на Энджуна. В семнадцать лет, после трагической гибели отца на охоте (отравленная стрела, прилетевшая ниоткуда, оборвала достойную жизнь их родителя), брат взвалил на свои неокрепшие плечи не только заботу о семье, но и управление всей провинцией Ляо Бан. За четыре года из неопытного юнца превратившись в настоящего правителя, умный, жестокий, властный, он железной рукой управлял провинцией, безжалостно подавляя малейший ропот недовольных. Кто бы захотел перечить ему? Или иметь своим врагом? Говорили даже, что у Энджуна нет сердца…
Император перестал хмуриться. Лицо его просветлело. Неправда! У брата было сердце! И брат любил его! Отвечал ли тот на его вопросы, учил ли стрельбе из лука или выводить иероглифы – он всегда чувствовал его заботу и любовь. Потому что, в отличие от других детей своего отца, они были сыновьями одной матери, и кровная связь между ними была намного глубже. «Как две горошины в одном стручке», – подумал Император.