А так — рано или поздно ему надоест копаться в чужой сфере деятельности и останется только одно желание — закрыть дело: не по несчастному случаю, а по ненасильственной смерти.
Лучше я не смогу выкрутиться. Да и все остальные — тоже. А слушал следователь хорошо. Лучше, чем наши студенты. Правда, и атмосфера была подходящей — поздний вечер, необитаемый островок посреди моря, бронзовая Сирена…
Конечно, Шеремет расспрашивал меня о взаимоотношениях Георгия с остальными.
В принципе, можно многое рассказать. Ведь все друг у друга постоянно на виду. С Бирюковым Георгий дружил со студенческой скамьи, как-то даже выручал парня, а совсем недавно они вконец рассорились. Из-за Марии. Здесь у них непримиримый разлад. Чем-то Мария с Георгием похожи, да и занимаются одной проблемой.
Мария не дура, знает, почему второй год не может попасть в аспирантуру. Кто же ее возьмет, если тема та же, что и у Георгия, а выводы совсем не те. А ведь упрямая, ничем другим не хочет заниматься. Мне что, мне еще лучше. А вот ей… И ни от своих работ, ни от своей теории не хочет отступиться. А ведь уже заканчивала бы аспирантуру. И защитилась бы. Голова есть… У Георгия, конечно, — характер, а то до открытой войны с Марией дошло бы.
О Светлане рассказывать было бы нечего — Шеремет и так уже многое знал.
Интересно, понимал ли он, что Светлана пошла бы за Георгием в огонь и в воду, только бы он ее позвал?
А вот Макаров это понимал. Не знаю, я бы не смог так с Георгием после всего этого…
Вот такие наши дела.
А Шеремет клюнул на мою сказочку. Клюнул, потому что забрал Сирену и ушел куда-то со своим напарником.
Опасно, конечно, ему было давать — поцарапает экспонат. Но лучше уж так, чем позволить ему свободно копаться в наших делах.
Савелко Дмитрий Константинович, 41 год, русский, разведен, образование высшее, кандидат наук, автор шестнадцати собственных и совместных статей, заведующий сектором кафедры античной истории Института археологии…
Рация у профессора оказалась вполне приличной. Оттащив ее от командирской палатки подальше, я достал свой верный журнал кодов и сел за работу. Связь у нас, у пограничников, и на флотской базе спасательских работ, естественно, круглосуточная. Трупов у нас пока, Бог миловал, немного, это вам не Абхазия и не Карабах, так что после сорока минут эфирной ругани мне ее гарантировали. Если не на утро, то во всяком случае на день.
Еще полчаса заняло выколачивание медицинского заключения о вскрытии. Наконец, наш дежурный связался с дядей Пашей по домашнему телефону, выслушал то, что медэксперт пожелал рассказать своими словами, а потом пересказал мне: шоковая остановка сердца, множественные разрывы капилляров, в том числе и во внутренних органах; незначительные повреждения легких и ушей. Воды в легких нет, прижизненных травм, переломов нет.
Получается, насколько я могу судить по своему куцему опыту, гидравлический удар был, но далекий и слабый. Такой, что мог тряхнуть, напугать, но никого не убить. Разве что у молодого здоровяка-аквалангиста — совсем-совсем ни к черту сердце, что мог вот так умереть от страха. Что не соответствует ни результатам вскрытия, ни словам Сербиной (Матвей наверняка передал все точно), ни элементарной логике. Со слабым сердцем мастером не станешь.
Если просто испугался, запаниковал, — тогда бы захлебнулся. А вот — всплыл (значит, легкие полные воды), зубы сжаты так, что перекушен загубник.
Какое все-таки удивительное дело — жизнь! Чем больше разбираешься, тем большим чудом кажется, что все эти связи и взаимозависимости работают. Иногда еще как работают! Брали как-то одного зверюгу — он даже после трех автоматных очередей выжил; а потом, в камере смертников, зуммер услышал — и каюк! Инфаркт.
Я еще немного поработал на рации — оставил точные инструкции для утреннего запроса в Гидрофизический институт, — и взял журнал радиограмм.
Последние записи, как я и ожидал, — сообщения в Институт археологии Ериной и в мою контору — о несчастном случае. Есть здесь пара сомнительных моментов (почему — Ериной и почему так сразу: «несчастный случай»), но это — мелочи.
Предыдущие записи — интересного мало. Исходящие отчеты по работе, очень скупо, просьба переслать почту и продукты. Входящие — тоже сухо, язык канцелярский: «обратите особое внимание», «форсируйте», «держите под личным контролем». «Форсируйте работы в бухте Узкой» — только за август трижды. «Сообщайте о результатах работы в бухте Узкой» — тоже трижды. Подписано Ериной. Видимо, она у них вроде главного толкача.