Не нравится мне, что все советуют вернуться домой. Не люблю я таких советов. С детства не люблю, чтобы все самое интересное происходило без меня.
Тем временем обстановка на небе накалялась, собиралась гроза или даже, судя по размерам туч, небольшое светопреставление. Я и Вася, нехорошо обругав вконец испортившийся климат, решили, что второй вертолет не прилетит. Но все-таки он прилетел.
Боюсь, у меня был не слишком умный вид, когда по трапику на рыжие камни слетела Инга.
Инга… Много чего между нами было неприятного, мучительного, во многом мы не доверяли друг другу, порой даже серьезно считали, что все кончено на вечные времена. Не случайно мы до сих пор не решились съехаться и оформить по закону наши отношения.
И тем не менее я мгновенно забыл, где и зачем я нахожусь, когда она, тоненькая, стройная, в джинсах и облегающей блузке, подошла ко мне вплотную и поймала узенькой горячей ладошкой мое запястье. Прощай, ясная голова…
Впрочем, я забыл о Васе. Друзья — на то и друзья, чтобы объявляться в самое неподходящее время. По доброте душевной, естественно. А у Василия этой самой доброты оказалось столько, что лишь минут через пять мне удалось оттащить его от Инги и упросить заняться делом: помочь аквалангистам разгрузить вертолет. Потом пришлось поработать и мне, и даже Инге — резко хлестнул густой дождь. Мы бросились перетаскивать свой и чужой скарб в палатки. Все забили, пришлось ставить новую. Гремело вовсю, и очень доброкачественный дождь рьяно поливал остров. Море, небо — все стало мокрым и беспросветно серым.
Конечно же, «чистой случайностью» можно назвать то, что мы с Ингой остались последними под дождем, еще более «случайным» было то, что мы оказались вдвоем в палатке…
Инга надела свитер, «выловила» где-то сухую сигарету, и мне пришлось второй раз за сегодняшнее утро рассказывать все сначала, притом с мельчайшими подробностями.
Кто-то очень умный уверял, что лучший способ понять — это допытаться объяснить другому.
Меня, как и ливня, хватило минут на сорок, причем я говорил, практически ничего не скрывая, разве что некоторые свои предположения. Но, боюсь, я невольно убедил Ингу в том, что на острове окопалась банда сумасшедших во главе со следователем Шереметом.
Во всяком случае, Инга посмотрела на меня с профессионально-жалостливым любопытством и выскользнула из палатки — пошла разыскивать Василия на предмет исследования его психической устойчивости.
Одна из самых банальных фраз на свете: «После грозы все почувствовали облегчение». Но попробуй сказать иначе, если все и вправду посветлели. Все, даже мрачный Макаров.
Девушки захлопотали у огня — работы им явно прибавилось. Пошли в ход подручные средства: Макаров уже ожесточенно взламывал консервные банки, Бирюков драил кастрюлищу, а самого усатого аквалангиста отправили к роднику за водой.
Я стоял и с наслаждением вдыхал свежий острый запах гниющих водорослей. Рядом, в каких-то трех шагах, Ерина атаковала Матвея. Волей-неволей я слышал почти весь разговор. Ох, и весело же они беседовали! Матвея Петровича, слава Богу, я знаю давно, привык уже. Но здесь он, кажется, нашел орешек не по зубам.
Я не слышал, с чего это там у них началось. Не прислушивался. А сейчас Нина Тарасовна сообщала, что ознакомилась с ходом работ археологической поисковой группы. Она не скрывала от представителя столь компетентного органа, каковым является прокуратура, что у руководства института имелся целый ряд сомнений в целесообразности раскопок на острове Дозорном в силу принадлежности его к погранзоне, а также в связи с недостаточной пригодностью Савелко Дмитрия Константиновича для руководящей работы в таких условиях, хотя имелись основания полагать, что с задачей он справится — при должном контроле со стороны администрации…
Однако полученные первые результаты говорят о целесообразности дальнейших поисков. Правда, наземные работы пока — она подчеркивает, пока — не принесли больших успехов, но есть основания считать, что работы и в данном направлении перспективны. Что же касается подводного поиска, то его значение трудно переоценить. Окончательные выводы, разумеется, делать еще рано, тем не менее находка бронзовой статуэтки, которую она, Нина Тарасовна, уверенно относит к периоду высокой классики, является неоспоримым свидетельством устойчивых торговых и культурных связей острова и материка в античные времена. А это определенным образом меняет устоявшееся представление о характере навигации эллинов. Кроме того, сама находка представляет значительную художественную ценность.