Новая жизнь на старом месте
Литвинов стоял у окна и смотрел сквозь давно немытое стекло. Там, на школьном дворе его дочь Дашка сосредоточенно натягивала невесть откуда взявшиеся ролики. Рядом с ней на корточках сидела одна из подружек, ещё несколько девчонок шныряли по школьному двору. Им было весело. Теплый сухой осенний день ронял на детей красно-рыжие с зелёными прожилками листья клёна, растущего у школьных ворот.
Словно кленовый листок, бесшумная и рыжая приблизилась к Литвинову Рита. Прижалась грудью к его спине, скрестила свои тонкие запястья на выпирающем животе мужчины. Хмыкнула. Литвинов, конечно, знал, что живот его не украшает. Но до настоящего момента знание это абсолютно его не беспокоило. Мало у кого из знакомых и сослуживцев Литвинова в сорок лет не было живота. Жена его живот уже не замечала. За прожитые совместно пятнадцать лет она научилась воспринимать мужа комплексно – и живот, и привычки, и характер, материальное положение, наконец – всё вместе. Было похоже, что эта совокупность жену вполне устраивала. То, что думали о его животе мимолётные подруги, Литвинова не интересовало – те женщины не искали в нём мужской привлекательности, их интересовали только деньги.
А теперь Литвинов постарался втянуть живот, ведь Рита – женщина особенная. Для неё до прошлой субботы он был восемнадцатилетним пацаном, гибким и сильным – мастером спорта по фехтованию – надеждой юношеской сборной Спартак Мособласть. Они расстались почти сразу по окончании школы и встретились снова меньше недели назад. Двадцать два года испарились, как по мановению волшебной палочки, а живот появился. И дочка девятилетняя – весёлая и смышленая модница Дашка – тоже появилась.
Рита поцеловала Литвинова в коротко стриженный пепельный затылок. Он резко повернулся, прижал вскрикнувшую от неожиданности Риту к своему втянутому животу. Подумал: « Вот уж кто мало изменился за минувшие годы». Её тело осталось и стройным, и гибким, и спорт она не бросила, хотя никакие спортивные надежды на неё тоже больше не возлагались. Его бывшая одноклассница – рыжеволосая и зеленоглазая Ритка – работала учителем физкультуры в школе.
– Рит, мне правда надо… при других обстоятельствах…, но там Дашка ждёт. Давай сходим куда-нибудь… потом? – тихо сказал Литвинов.
– Да, да, Игорь, я понимаю, – Рита посмотрела в окно. – Вот эта девочка, там, в голубом берете… я её где-то видела. Сейчас вспомню, где.
– Не напрягайся, не видела. Это Дашка моя, – ответил Литвинов.
Дашка уже встала на ролики, держась одной рукой за спинку лавочки, а другой за локоть подруги. Девочка была одета в голубое пальто колокольчиком с круглым воротничком, подвязанным синим бантом. Край плиссированной юбки в сине-зелёную клетку тонкой линией отделял голубизну подола от голубизны колготок. На голове, поверх прямых русых волос, красовался берет в тон пальто.
– Какая хорошенькая! Я точно её видела, в этом голубеньком всём, поэтому и запомнила. Слушай, она же на роликах катается, вот и пусть веселится. Можно не спешить. Давай всё же чаю выпьем, раз решили, а то как-то не до чая было, – улыбнулась Рита.
– Насколько я знаю, она кататься не умеет, – сказал Литвинов, надевая пиджак, что-то тревожное прилипло на дальней границе сознания. – Надо идти.
– Много ты знаешь, кто чего умеет, – усмехнулась Рита, застёгивая пуговицы на блузке.
– Ну, уж о дочери я всё, Слава Богу, знаю. Возраст пока не для тайн. Хорошая девчонка такая растёт, умная и активная очень. Но, знаешь, довольно послушная.
– Не то, что мой племянничек. Оболтус, если не сказать хуже, – вздохнула Рита.
– Это уж точно, – согласился Литвинов.
– Это, Игорёк, вина моя. Моя вина, что он такой, – тихо сказала Рита.
– Ради Бога, Рита, прекрати, не надо. Ты не виновата в том, что его родители погибли.
– Не надо меня успокаивать. Я знаю, в чём виновата. И ты знаешь, в чём я виновата. Это исправить нельзя. Я должна была как-то перетерпеть, не сдаваться. Взяла из детдома, а через полгода, – Рита вздохнула, – обратно привезла. Ему всего пять лет было, когда я… я его предала. Вот поэтому он такой и вырос. Витька мне всю душу тогда вынул из-за племянника. Получается, я его на Витьку променяла.
– Ага, шило на мыло, – вздохнул Литвинов, а сам подумал, что не одного только племянника на охламона Витьку променяла Рита.
– А тебе – огромное человеческое спасибо за то, что помог ему права вернуть. Очень меня выручил.
– Ладно, поблагодарила уже. Человеческое тебе пожалуйста. Но, Ритусь, ты ведь не из-за этого со мной теперь? – осторожно спросил Литвинов. Было бы очень противно, если бы это краткое страстное возвращение в юность оказалось просто формой оплаты за помощь, абсолютно с его стороны бескорыстную.