– Послушайте, не надо так сразу всё рвать. Увольняться. Вас нам рекомендовали, вы наша землячка. Мы следили за вашими успехами в спорте, – директрисе очень хотелось подбодрить Риту. Её такое явное страдание вызывало сочувствие.
– Мы дадим вам время прийти в себя. Две недели или даже месяц, – продолжала директриса. – Понимаем, что он был вам, как сын. Но это судьба. Несчастный случай. Никто не виноват. Школа даже может помочь вам с похоронами.
– Не надо, я похороню его сама. Не здесь, – тихо сказала Рита, прикусив нижнюю губу. – Виновата я.
– Да что же вы говорите такое!? – всплеснула руками директриса. – Это стечение обстоятельств, и только…
– Это из-за меня, – упрямо повторила Рита, подняла красные опухшие от слёз глаза на директрису. – Я ошиблась. Мне не стоило, – Рита на секунду задумалась, – возвращаться.
Директриса нехотя поставила подпись на бумаге и протянула белый листок, ставший теперь документом, Рите. Строчки расплывались перед её остановившимся взглядом. Пульсирующий белизной лист показался Рите флагом капитуляции – она проиграла бой за свою новую жизнь на старом месте. Проиграв его, должна была отступить – возвратиться навсегда в прежнюю, когда-то надоевшую, а теперь ставшую её единственным прибежищем, жизнь. Должна была полностью выплатить судьбе контрибуцию за допущенные ошибки.
******************************************************************
Братство вязаных оленей
Едва только Борис шагнул из лифта в просторный коридор, он услышал крики и шум, доносящиеся из-за двери, в которую он собирался зайти.
– Опять этот прыщ французский буянит.
Борис надавил на ручку двери, та, вопреки обыкновению, не открылась. Пришлось постучать. Защёлкал замок под пальчиками молоденькой секретарши Леночки, вопли из приёмной переместились в кабинет со стеклянной, но непрозрачной дверью. Громкость звука она практически не снижала, однако увидеть, что происходит внутри, сквозь неё было нельзя.
– Привет, Елена Премудрая, чего заперлись-то, этот к рукоприкладству перешёл что ли? – Борис махнул головой в сторону стеклянной двери.
– Ага, точно, перешёл. Степлером в стенку. У него неприязнь какая-то к ним. Как схватит степлер и сразу в стенку. Там видишь черточки в углу, это всё от них, от степлеров, – ответила Леночка, помахивая рукой с растопыренными пальцами, на них сверкал свеженанесенный лак. – Башка от его воплей уже раскалывается. Скорей бы в свой Пари-и-и обратно свалил. Но до Нового года нам от него не отделаться. А потом они со Светланой Аркадьевной уезжают какие-то новые фабрики смотреть.
– А чего он орёт-то?
– Документов что ли не хватает каких-то. Я не знаю, он на Светлану Аркадьевну орёт. Он когда орёт, я его французский не понимаю. Да и не желаю понимать, мне не за то платят, чтобы я его психоз выслушивала. И платят, вообще-то, копейки, – заявила Леночка, продолжая дуть на ещё не высохший лак на ногтях.
– А за что тебе платят, солнышко? – поинтересовался Борис с ехидной улыбкой.
– Ну, на звонки отвечаю, бумажки вон… копошу, – тут до неё дошёл смысл его улыбочки. – Данутебя! Нужен мне этот плейшнер? Он, вообще, не по женской части, по-моему, – девушка скривила пухлые губы, накрашенные розовой помадой.
– А цветочки-то шикарные принёс, – Борис кивнул в сторону вазы с букетом алых роз на большом овальном столе для переговоров в центре помещения. – А говоришь начальник плохой.
– Я не говорю, что Николя плохой, я говорю, что он психованный. Он мне, кстати, не начальник, а начальник у меня Светлана Аркадьевна, – пояснила Леночка, одернув леопардовой расцветки кофточку с глубоким декольте, отороченным чёрным кружевом. – Пришел, положил тут цветочки эти и давай орать. Слова спокойно не сказал. Сказал, вообще-то… только я не поняла что. А он как пошёл орать, так и не затыкается.
– Как это ты не поняла, а французский твой? Ты же, вроде, в «совершенстве»? – уточнил Борис.
– Не надо намёков, у Николя просто произношение какое-то нечёткое. Он слова плохо выговаривает, – насупилась Леночка.
– А это, солнышко, потому что он француз, – с серьёзным видом сообщил Борис.
– Данутебя! А ты чего пришёл-то? – спросила Леночка.
Борис был давним и проверенным клиентом. Он начал работать с представительством французских марок одежды, ещё до того как в нём появились и Леночка, и сам нервный Николя.