«Она нашла в себе силы уйти сама», — поняла Эйра с облегчением. И тут же, спрятав перо, сделала три ритуальных шага назад.
Один, второй, третий.
— Мёртвое к мёртвому, — прошептала она. — Живое к живому.
В глазах кольнуло. Туман множества душ ослабел, мешаясь с обычным туманом. И хотя всё казалось таким же шатким и призрачным, как и до этого, Эйра знала: она вышла.
Все эти слова, за исключением фразы Кадаврика, она изобретала сама. Подбирая наиболее ёмкие, сильные выражения без двойного смысла. То же самое и с перьями; сперва она пробовала с костями, но с перьями оказалось лучше. Птицы явно имели с Богом Горя особые отношения.
Эйра продышалась, потёрла веки; но безуспешно. Она смирилась, что после такого её всякий раз мутит ещё долго. Хорошо хоть она не ужинала.
Дело само себя бы не сделало; поэтому она спустилась в могилу вновь. Захлопнула крышку. И принялась закапывать.
Как бы она ни относилась к смерти, грустно было расставаться с теми, кого она знала. Но она подбадривала себя тем, что Схаал соединяет всех, кто нужен друг другу. Никто не остаётся брошенным.
Даже больной, безногий, забытый, сумасшедший, — Бог Горя утешит каждого.
«Если только они найдут в себе силы прийти к нему и оставить жизнь позади».
Это была лишь одна неглубокая могила, но руки Эйры уже устали — не говоря уж о разуме. Она смахнула пот со лба и прихлопала землю лопатой. А к ней уже стали тянуться новые робкие просители.
«Жрица, прошу, закопай и меня».
«Жрица, присыпь мои кости землёй хоть немного».
«Вороны утащили мой череп… ты можешь вернуть его мне? И я уйду, клянусь».
— Да, да… — бормотала Эйра в ответ. Она бросила последний взгляд на холмик, оставшийся от Розы. После чего закинула на плечо свою сумку и побрела по кладбищу, пошатываясь, со своей лопатой наперевес.
«Кадаврики удивительные грибы, но после них хочется лечь и спать, а не горбатиться дальше».
Она останавливалась, чтобы забросать землёй оголённые кости, закопать брошенные тела, поправить тяжеленные могильные камни и иногда растроганно положить цветочек тому, кто этого очень просил. Некоторым требовалось очень мало для того, чтобы уйти. И она всякий раз думала: «Вот ещё один сумел освободиться, и второй; это такая малость, не переломлюсь. Нас всегда учили так: увидел — помоги». За несколько часов такой работы всё тело гудело, голова совсем шла кругом, и Эйра невольно представляла, как госпожа Грация отчитывает её за мышцы.
Но она не могла оставаться в стороне.
«Я никогда не слышала о таких, как я, кто разговаривал бы с мёртвыми. Если я единственная, кто может их вызволить, я никогда не уйду на покой».
Хотя некоторые покойники были так же противны и капризны, как и люди. Один требовал положить к нему в гроб десять золотых рьотов, другой заявлял, что хочет поцелуя. Посреди других, куда более логичных просьб, Эйра только плевала в сторону их могил.
— Прожили целую жизнь и сдохли уже, а всё никак не возьмут в толк, что им ничего не должны, — шипела она, когда брюзгливые призраки осыпали её ругательствами и нет-нет да и умудрялись её с того света больно дёрнуть за волосы. Чем более пылкой, яркой была душа, тем больше у неё было шансов воздействовать на материальный мир.
Но амулет с железными ключами и бузиной всегда был при Эйре. Железо отсекало её от настырного хора голосов, а бузина не давала им ворваться к ней в голову или вцепиться ей в шею, чтобы пожрать её, как когда-то короля Лехоя.
«Когда будет поменьше тел, которые нужно закопать, я как-нибудь соберусь и изгоню всех этих шутов гороховых», — думала она. — «Я никогда не изгоняла нескольких сразу, но учить меня некому; пока не попробую сама, не узнаю, как оно бывает».
Целую ночь чёрная Жница провела на кладбище. Как обычно, она не могла уйти раньше. Сколько бы она ни старалась, бесхозные мертвецы не убывали. Будто городские бандиты пытались обогнать её усилия и с каждым днём вышвыривали сюда ещё больше и больше тел.
Убитые чужими руками куда чаще не могли расстаться с миром, чем умершие своей смертью. Они требовали то утешения, то мести, то молили передать последние слова, то тихонько просили хотя бы закопать их по-человечески.
И это не считая тех, кто валялся прямо на улицах. На кладбище они хотя бы были собраны все воедино, и не было лишних глаз. Эйра могла и свечу зажечь, и амулетом побряцать, и поговорить с ними вслух. А на улице это привлекло бы весьма нежелательное внимание.
«Если в городе узнают, что Чёрная Эйра сперва копается с покойниками, а потом этими руками ласкает клиентов, весь “Дом культуры” подожгут: люди ещё не забыли всплески трупных болезней».
Однако, сколь она ни старалась сделать всё, что от неё зависело, некоторые призраки, сперва упросив просто закопать их, после этого заводили ту же песню — и требовали покончить с марготом. Тут уж Эйра ничего поделать не могла.
«Бреза будто подчиняет их, увлекая их этой мыслью, когда они на самом пороге царства Бога Горя. Но некоторым, кто достаточно самостоятелен, удаётся избежать этого».
Когда под ногой оказывалась неожиданная кочка, будто подножка, Эйра тоже разражалась громкой бранью.
— Идиоты! — рявкала она на неупокоенных. — Если я не могу всем помочь, не значит, что надо на меня бросаться!
«Шлюха!» — слышалось возмущение со стороны захоронений бывших схаалитов.
— Мерзавцы, — Эйра не оставалась в долгу. — Всю жизнь носили чёрное и клянчили во имя Бога Горя, а сами же его заветы не послушали и не приняли смерть с радостью и смирением.
«Не проповедуй нам, грязная куртизанка! Не смей поминать его имя!»
Эйра фыркнула и закатила глаза. «Каждый раз, проходя мимо этих, не миную скандала».
«Чтоб тебе спалось дурно и мошки кусали!»
— А вам сырых могил и отхожее место над головой, а не надгробия!
Когда на небе появилась бледная заря, усталая Эйра побрела домой. Однако уже у самого выхода с кладбища, проходя мимо привычной кучи, которая пугала даже её, девушка остановилась: к ней обратился очень тихий, но отчётливо слышный голос.
Как только она переставала чуять запах змееголовника под носом, голоса эти обычно стихали сами собой; но этот, словно блеск последней звезды на рассвете, дотянулся до неё.
«Милая жрица, умоляю тебя, отыщи…»
— Кого? — она остановилась, опершись о черенок.
«Меня… нет, отыщи…»
Эйра терпеливо слушала. Недавно умершие всегда с трудом находили слова, словно на том свете им приходилось учиться говорить заново.
«Моего сына отыщи… меня они не… а его гьеналы… утащили…»
— Куда примерно утащили? — спросила Эйра.
«В лес у Лордских Склепов, в предгорьях… найди, пожалуйста…»
— И что сделать?
Голос вспыхнул всхлипом, но удержался и облёкся в слова.
«Похорони. Отпусти к Схаалу. И я уйду…»
Призраки звучали все похоже — призрачно, неосязаемо, и было не понять, мужчина говорит или женщина, если не знать наверняка. Но Эйре было неважно.
— Хорошо, — вздохнула она. — Я сделаю. Проверю Лордские Склепы следующей ночью.
Но она уже не услышала ответа. Голоса иссякли.
«Действие змееголовника закончилось».
Сил не было, но всё же она решилась обойти жуткий навал мёртвых тел и отыскала те, что уже срослись с землёй. На них влажно блестели те самые грибы кадаврики.
Она вздохнула и сорвала несколько. На вкус они были отвратительны, как подошва от сапога. Но они росли из мёртвой плоти. А значит, это был подарок Бога Горя. Эйра собрала десяток; поворошила остальные, чтобы те осыпались и проросли вновь; и отправилась обратно вверх по тропе.
Обошла, задумчиво рассмотрев, огромные собачьи следы в грязи. Даже приложила руку к одному из них и убедилась, что отпечаток лапы больше её обеих ладоней.
«Гьеналы — горбатые псы-падальщики, бродят тут и выискивают среди тел что-нибудь себе по вкусу», — подумала она. — «Метисы с обычными собаками бегают по городу, но в лесу встречаются огромные экземпляры. Какого размера этот? С лошадь высотой? Жуть».