— Думаю, так. Она уже счастлива и спокойна.
Грация вздохнула и прошептала едва слышно:
— Ничего, может, когда-нибудь… если верно говорят ааниты… если не врут ааниты, Бог-Человек позаботится о нас — тех, кто жив ещё; он не позволит человеку больше существовать, как зверю, и поможет навести порядок в нашем ужасном краю… Они несут радостную весть о том, что скоро закон и справедливость воцарятся во всей Рэйке, надо только дождаться…
После мгновения слабости она взяла себя в руки. Поднялась. И посмотрела на Эйру-Жницу снизу вверх:
— Ладно. Но тебя я никуда не отпущу. Сегодня работаешь.
— Но Почтенная! — взмолилась Эйра.
— Ничего не хочу знать! — она вышла из комнаты, жестом веля ей пойти за собой. В её глазах мелькнуло сожаление. Она словно хотела сказать: «Понимаю, что тебе будет тяжело. Но лучше уж работай и займи свои мысли чужим удовольствием, а не ставь себя под угрозу сразу после того, как такое случилось с Трепетной».
Понурая Эйра побрела за ней следом. Длинный тафтяной подол скользил за нею чёрной змеёй. Они обе сошли по ступеням. Эйра приготовилась напустить на себя непринуждённый вид, ибо слышала мужские голоса в холле.
Но вместо этого они с Грацией наткнулись на взволнованную Любопытную.
— Шница! — выпалила шепелявая девушка. У неё не было двух передних зубов, и потому говорила она, прикрываясь веером из павлиньих перьев. — Там… иди, ответь.
Они с маман посмотрели на полог у входа и увидели одного из мечей Мора. В массивных наплечниках, чешуйчатой броне и драном плаще он стоял, не сводя глаз с девушек «Дома», что вились вокруг прочих гостей.
Эйра замешкалась и в недоумении посмотрела на Грацию. Но та тут же больно пихнула её в поясницу и рявкнула шёпотом:
— Пошла сейчас же!
Эйра спешно оправила подол на бёдрах и вышла к марготскому стражу. Тот сразу поймал её взгляд. У него были жутковатые бездушные глаза исполнителя, в которых не было ничего, кроме цели.
— Чёрная Эйра — в Покой, — бросил он.
Та от неожиданности совсем растерялась. И обернулась вновь — но Грация уже подбежала к ней с вечерним плащом и сапожками. Непослушными руками Эйра стала облачаться. А остальные девушки, не будучи занятыми, таращились на неё с потаённым страхом.
«Это Рияз, один из старых мечей лорда Тарцеваля».
В конце концов, одно дело, когда маргот является сам и с улыбкой выбирает себе спутницу на ночь, но другое — когда присылает Рияза, который, словно обвинительный вердикт, называет кличку девушки.
И всё же Эйра верила, что это будет просто работа.
— М-маргот спрашивал только меня, или, может, он хотел нескольких? — спросила она у воина снизу вверх, пока шнуровала сапожки.
Тот ничего не ответил. Эйра покосилась на Болтливую, словно передавая ей слова «я пыталась», но та почему-то спряталась за колонной.
Эйре ничего не оставалось, кроме как выйти вслед за мечом Мора, завернувшись в тёмно-синий плащ.
О мечах Мора ходили легенды. Если в Брезе любая девушка мечтала стать проституткой, чтобы иметь сравнительно чистую и не слишком опасную работу, то каждый юноша надеялся рано или поздно попасть в мечи Мора. Туда не брали с улицы: всякий должен был заслужить боевой опыт в регулярной армии генерала Шабаки, или в одной из банд вроде Зверобоя, или карателем у сенешаля Шакурха, или вооружённым эскортом товаров Мавлюда, или где-то вне Брезы… и только после этого представлялся шанс податься в мечи Мора.
Сэр Рияз был негласным предводителем этой закрытой гвардии. Он сам решал, когда проводить приём новых бойцов. И зачастую ходил по рынку рабов, выискивая себе подходящих крепких мужчин. Среди кандидатов он выбирал достойнейших путём поединка на мечах, метательном оружии и копьях. Матёрый, весь покрытый шрамами, Рияз знал тысячи тактик; и тысячи изобретал по ходу любого боя. Впечатлить его было непросто.
Но иногда маргот Морай сам зачислял в гвардию. Он приходил на отборочные поединки и лично орудовал мечом. За нанесённую себе царапину он мог в ярости убить кандидата, а мог с одобрительным свистом принять его сразу в Персты Мора — высший эшелон своей мрачной стражи, насчитывавший две дюжины воинов.
При отборе он руководствовался своей слегка нечеловеческой чуйкой, поэтому Персты оказались формированием, не знавшим поражений и не имевших инцидентов неверности — что случалось с любыми солдатами Брезы, поскольку никто не мог обучить беглых каторжников или прирождённых бандитов понятию чести.
Только страх и жесточайшие расправы над дезертирами вкупе с военными успехами маргота удерживали на плаву эту гигантскую структуру разношёрстных разбойников, отъявленных рецидивистов, обычных рядовых и отборных гвардейцев. И подрастало поколение, которое почитало такую службу за честь — а не только лишь за тёплое местечко. Поэтому войско маргота крепло и обрастало ещё большими легендами. А горожанам оставалось лишь со страхом и почтением взирать на его солдат.
Рияз сел на коня. И быстрым шагом отправил его вверх по улице. Эйра последовала за ним, время от времени уворачиваясь от хлёсткого хвоста.
Теперь, в таком виде, она привлекала внимание. Кто-то посвистывал ей вслед, а кто-то, напротив, бросал презрительные взгляды и задевал плечом — в густой толпе брезарских улиц сложно было пройти и ни на кого не натолкнуться. Но никто не смел схватить куртизанку за руку или за край плаща. Все видели, что она идёт за мечом Мора.
Эта дорога была ей знакома. Они миновали площадь Божьей Милости, где толпа терзала уличного проповедника, что явился в этот проклятый город нести слова о любви Бога-Человека Аана к детям своим; прошли под стенами укреплений; и наконец покинули облака пыли, ступив на мощёный двор.
Покой был местом необычным. Богатый трёхэтажный особняк с парой башенок возвышался над хозяйскими постройками, словно аристократ — над сгорбленными крестьянами. Все знали, что там, внутри, есть каменные подвалы и часть этажа, что осталась ещё от замка, разрушенного когда-то Скарой.
У этого дома был тревожный дух — невзирая на его внешний достаток. Конечно, вывешенные для острастки скелеты дезертиров должны были играть главную роль в этом зрелище; но к костям в Брезе все привыкли. Недаром то была Долина Смерти. Скорее, было чувство, что здесь достигает пика всё плохое, что есть в людях; что здесь нет никакой надежды и никакого будущего.
Поэтому убранство двора и дома ощущалось недовершённым, будто отделка была ещё в самом разгаре. Словно те, кто тут обитали, были в гостях и смущались в должной степени разместить свой скарб.
И всё равно здесь было людно. У крыльца вместо фонтана или подъездной дороги толпились мечи Мора, которые на повышенных тонах что-то выясняли друг с другом о плохо поделенных деньгах.
— Эти проповедники, что вдруг попёрли, как грибы после дождя во всей Рэйке в том году, добрались и до нас; и они слишком богаты для жрецов! — рычал один. — Тот, которого мы забили на дороге, имел при себе кошель о трёх золотых, и он не один такой был — им кто-то даёт денег, чтобы они тащились к нам со своими проповедями!
— Чушь собачья! — оправдывался другой. — У него было при себе всего пара медяков!
— Не ври, чёрт возьми! Мы видели, какой кошель ты у него вытащил!
— И Исмирот говорил, что им платит иерархат, я помню!
— А тем, кто идёт в самые тёмные края, вроде наших, платят больше… так что гони долю, чёрт бы тебя побрал! Ни один жрец не пришёл бы в Брезу бесплатно!
«В последнее время очень часто слышно об аанитах», — припомнила Эйра. — «Жрецы Бога-Человека находят отклик в сердцах даже жестоких людей. Они говорят о том, что все мы братья под этим небом, и что Аан милостив к тем, кто справедлив к другим».
Чуть в стороне всхрапывали брошенные осёдланными кони, которые искали травинки в вытоптанных клумбах.
Рияз спешился. Он повёл её вдоль фундамента, из-под которого пробивались сорные цветы. У самых ступеней они миновали столб — к нему был привязан сидячий человек.
Лицо человека было изрезано ударами плети. Мухи облепили его гримасу боли. Увидев Эйру, он неожиданно взмолился: