Пора было заканчивать. Пора было брать жизнь в свои руки.
Пора оторвать от себя пиявку безответной любовной муки. И забрать себе лишь то, что может принести будущую радость.
Мальтара склонилась к брату, чтобы вновь поцеловать его.
А затем слезла и потянула к себе полотенце, что тот всегда держал неподалёку. Сам же маргот, не меняя своего разваленного положения в кресле, издал долгий вздох и выпил ещё.
— Сходи в мою ванную, — предложил он. — Фурия.
Равнодушный и прагматичный, как и всегда.
Всегда с ней.
— Схошу в свою, — качнула головой Мальтара. — Пока, Морай.
Он пожал плечами в ответ, а она, застегнувшись до конца, ушла.
«Пусть всё завершится сегодня», — подумала она, подводя черту.
17. День конца
После этого Морай прилёг вздремнуть; и весьма рассердился, когда его разбудили. Впрочем, это был Рияз.
— Маргот, — поклонился он. — Пленник настаивал на том, чтобы увидеть вас.
— Пускай заходит, — пробурчал Морай и завязал штаны.
В его опочивальню влетел Вранг под конвоем из двух других Перстов Мора. Он был странно бледен и весь обливался потом, так что маргот почуял неладное и быстро сел.
— Морай, — выпалил младший лорд. — Мальтара! Где она?
— Не знаю, — Морай взглядом послал Рияза на поиски. — Что с тобой?
— Эт-то… — Вранг будто задыхался. У него покраснели зенки, и Морай встал, опасливо глядя на него. Брат нащупал у себя в кармане платок. Он продемонстрировал марготу завёрнутое в него обычное деревянное кольцо. Морай склонился над ним, не притрагиваясь, и быстро спросил:
— Это она тебе дала?
— Да.
— Надел?
— Да, на вот этот палец…
Внешне на руке ничего не отражалось, кроме небольшого покраснения, но она уже отнялась ниже локтя. Морай сходу понял, что это.
«Яд тисовых лягушек. Сперва вызывает усталость, а затем, когда достаточное количество проникает в кровь и добирается до сердца, приходит агония. Любимое орудие Мальтары».
— Давно? — сразу спросил он, не давая растерянному Врангу никаких объяснений.
— Наверное, час назад… может, меньше…
«Она пришла ко мне после него. Этим уменьшила свой срок на отход. Ради того, чтобы со мной переспать?» — скривился Морай. — «Это в её духе. Она дальновидная, но никогда не упустит возможности выразить свои чувства».
— Ладно. Час, особенно если ты лежал, ещё может быть твоим спасением, — сказал маргот. — Снимай рубаху! И на стол.
— Ч-что? — испугался Вранг. Но Персты Мора своё дело знали и уже вцепились в него, сдирая с него одежду, а затем опрокинули его на стол в гостиной.
Морай смахнул упавшие на лицо пряди. Сонливость как рукой сняло. Он ринулся к украшенной богатой резьбой стойке, где у него хранился Судьболом. Вынул меч — и вышел с ним в гостиную.
— Силаса позовите! — рявкнул он в воздух незримым слугам. А сам обеими руками взялся за рукоять меча; гвардейцы без труда сделали то, что от них требовалось, оттянув руку Вранга в сторону от его бока. А один догадался обрывком рубашки замотать затянуть мышцы на уровне подмышки.
Вранг весь дрожал, в ужасе распахнув глаза.
— Б-брат, — выдохнул он, ловя его взгляд. — Брат, постой, я прошу, это же… врачи же… противоядие…
— Если доберётся до сердца, бесполезно, — сказал Морай, примериваясь, где лучше отнять. Он провёл клинком по его взмокшему предплечью, затем дальше локтя, к самому плечу… Не то чтобы он знал доподлинно, как следовало действовать, но времени на консультации не было.
«А Силас слишком туго думает».
— Морай, нет! Пожалуйста! — Вранга задёргался в жалких попытках вырваться. — Не надо! Может, мне поможет противоядие, я не хочу… нет, нет, нет!
«Без правой руки тебе будет неудобно», — признал Морай. — «Но лорду без брата — то же самое, что и без руки».
Поэтому он без лишних переживаний примерился, занёс меч и отсёк злосчастную руку почти у самого основания. Вместе со столом.
Брызнул целый фонтан крови. Лязг, хруст, крик и грохот разлетелись по комнате. Морай резко выпрямился, встряхнув кисти. Конечность была отделена; Вранг разразился воем. Гвардейцы вытащили его из обломков стола.
Тут и Силас подоспел. Юркий старик с лысиной и пышными бакенбардами, он без лишних слов кинулся бинтовать обрубок. Он туго затянул плоть, и его усилиями удалось быстро унять кровь. После чего он заткнул Вранга, дав ему выпить макового сока с травами. Тот остался сидеть, покачиваясь, прямо на полу.
Брат что-то бормотал себе под нос. Но лихая смесь из кровохлёбки, дурмана и макового сока смазывала его слова и мысли. Он словно погрузился в сон наяву.
Хотя Морай по себе знал, что боль это не умаляет. Просто она доходит до разума не столь остро.
Силас не обладал ни каплей эмпатии. Он всмотрелся в огромные зрачки Вранга и сразу же выпрямился, полагая свою работу сделанной. И спросил:
— Что лечим-то, маргот?
— Тисовую лягушку, древолаза, — бросил Морай. На побелевшего Вранга тяжело было смотреть. — И если у тебя есть лекарство от идиотии, тоже дай ему.
«Знал ведь, что Мальтара ему завидует, и принял подарок. Ну не дурак ли? Или просто до сих пор считает её той наивной малявкой, какой она была много лет назад?»
Ярость захлестнула маргота. Он крепко стиснул меч, покрытый кровью брата. И развернулся к двери.
«Я догоню тебя, собака», — только и успел подумать он; Рияз уже объявился у на пороге.
— Она отбыла, маргот, — сказал он быстро. — Дозорные дают противоречивые указания. Похоже, у неё есть двойники. Ваш брат что-то говорил про Арракис…
«Она тебе наврала», — напряжённо соображал Морай. — «В Арракис сейчас ни один дурень не побежит — там всё кругом истыкано заставами и дозорными. Ты пошла бы Пещорным или Ядвинным трактом; и ты знаешь, что я бы так подумал. А значит, ты запутала следы и поехала в Маят».
— Разошлите соколов, — велел он. — На мои границы. Никому не давать проезда до моего особого распоряжения.
«У тебя было меньше часа, куда ты денешься? Действительно, только в сторону Маята. Потому что Маятова дорога идёт кущами и скалами, там можно спрятаться и переждать. А может даже найти какой-нибудь скрытый путь через горы, который я ещё не стерегу».
— Выслать за ней всех моих ищеек, — продолжал он. — Но на сторону Маята — с задержкой.
«Я настигну её сам — с небес».
Он помчался, как гончая, напавшая на след. Лестница, конь, седло, галоп, дорога; кусты мелькали перед глазами, давило пасмурное небо.
«Какова шлюха!» — кипел маргот. — «Впрочем, только шлюх таким сравнением оскорблять!»
Она не могла не знать, что он разглядит её почерк.
«Хочет, чтобы я усвоил, что её ревность смертельна. Не к шлюхам она ревнует; к брату. Ибо ревность её не женская, а родственная. Но она не вправе рушить мои планы своей дуростью!»
Привычным рывком он соскочил с седла и побежал в тёмный зев пещеры. Соскользнул вниз по стёртым камням, захрустел сапогами по костям и кинулся вглубь грота. Угольно-чёрная махина ожидала его на груде останков. Он прокричал:
— Скара, вставай!
Его гневом можно было поднять в воздух хоть сотню драконов.
Он налетел на спавшего зверя и боднул его плечом в щёку. Затем хлопнул по носу ладонью… и замер.
Скара был холодным, как мрамор.
Кровь громыхнула в ушах. Морай дрогнул и сделал шаг назад. Дыхание сбилось, перед глазами поплыло. Болезненное марево смазало всё: прикрытое драконье око, серебрящуюся гриву, тупые шипы.
Он содрогнулся всем телом и вновь кинулся вперёд. Упрямо положил руку на чешую.
И опять тот же мертвенный холод обжёг его.
— Скара, — вырвалось у него из груди, как мяуканье у потерявшего мать котёнка. Он задрожал и упёрся обеими руками в драконий нос, словно надеялся согреть его. — Скара!
Но, даже замерев, даже остановив дыхание и замедлив сердце, он не слышал ничего. Ни самого слабого сопения, ни отзвуков кипящей крови в сосудах. В гроте царила гробовая тишина.