— Чего боятся?
— Боятся того, что будет. Новый правитель может быть милостивым, а может быть и суровым. Узнать сразу не получится. Все будут осторожны и осмотрительны ещё очень долго, прежде чем станет понятно.
— Но ты не боишься. Ты грустишь. Ты плакала ночью.
Эйра вздохнула и улыбнулась. Оросив слезами свою льняную подушку, она выплакала всё то, о чём молчала. И то, о чём не могла даже думать.
Ведь у неё был только один супруг, и другого быть не могло. Поэтому эти муки следовало оставить позади как можно скорее.
— Я буду скучать по нему, — призналась она. Артистка, как рыжий ангел бордельного убранства, смотрела на неё сосредоточенно и располагала к искренности. — Он был правителем, которого следует ненавидеть всякому в Брезе. Но было у него и то, что он ценил превыше всего — его дракон. И с ним он раскрывался, как прекрасный цветок на солнце, и вызывал восхищение. И понимание. Я ведь тоже…
«…привержена тому, что далеко от людского. Но не в вышине, не в небе под звёздами; а в толще земли и на глубине могил».
— …словом, я успела узнать его поближе, а терять тех, кого знаешь, всегда тяжело.
— Тебя пустят попрощаться с ним на похоронах? — невинно спросила Артистка. — Или тебе лучше больше не появляться там?
Эйра не успела ответить «разумеется, не пустят». Дверь скрипнула. Внутрь сунулась украшенная завитушками голова Грации.
— Проснулись? — спросила она и сразу же зашла, неся вперёд тёмно-красный бархатный подол. — Хорошо. Маленькая, оставь-ка нас ненадолго. Иди, поговори с девочками.
Артистка послушно запахнулась в халат и ушла, прикрыв за собой дверь. В комнате, и без того тёмной, тяжёлой от парчовых штор и каштановой мебели, стало ещё темнее от их с Грацией взглядов друг на друга.
— Жница, дорогуша, — произнесла маман и подошла к ней, как всегда, чтобы взглянуть на её лицо через зеркало. — Как ты?
— Хорошо, Почтенная, спасибо, — спокойно ответила Эйра и продолжила расчёсывать свои тяжёлые локоны. — Вы тоже?
— Да, я в порядке.
— Я помню про наш уговор, — сказала Эйра. — Я сегодня же соберу вещи и…
— Нет-нет, напротив, останься хоть ненадолго, — Грация положила свою маленькую ручку с аккуратными ногтями ей на плечо, покрытое лишь нижней рубашкой. — Пока не уляжется. Сегодня на улицах творилось что-то…
Она поёжилось.
— Ужасное? — спросила Эйра.
— Необходимое, — покачала головой маман. — И тем не менее, сейчас шастать по городу опасно. Нужно дать Воинству Веры время. Они наведут порядок, и скоро ты, как жрица, сможешь спокойно уйти.
Эйра слабо усмехнулась. «Почтенная всегда верила в то, что настанет время справедливости. Может, она и дождалась».
Однако воодушевление Грации явно имело и какие-то скрытые причины, о которых она не могла знать. Маман бодро постучала пальцами по её гладкой шоколадной коже и продолжила:
— А то, что случилось с Мораем… ты понимаешь, душечка. Ты привязалась к нему, я вижу. Харизматичный был чёрт, жёсткий, но притягательный. С этим никто не поспорит. И всё же ты должна понимать: это не дело. Великий правитель не должен быть драконом. Он должен быть одним из нас, человеком, что будет понимать нас, а не только взирать на нас с неба и снижаться для того лишь, чтобы нами потрапезничать.
— Вы правы, Почтенная, — медленно кивнула Эйра. — Но с ним ушло из мира что-то неуловимо важное. Словно… волшебное.
«Если Схаал будет милостив, Скара проснётся вновь. Однако он будет лишён того огня, что делает драконов драконами. Это лишь маленькая толика того чуда, которым являются крылатые хищники».
Грация хмыкнула.
— И да, и нет, — сказала она. — Какое нам дело до волшебства? Тысячи и десятки тысяч людей несчастны под пятой драконьих лордов. Будь они хоть трижды доа и колдунами, нам от этого будет лишь хуже. Иерофант Эверетт, да благословит его Аан, наконец услышал нашу мольбу. Он уврачует многолетние раны страны. Нужно, чтоб был закон, и чтоб он исполнялся. Трое — и есть этот закон. Аан в вершине. Разгал и Схаал по бокам его. Это мир, в котором сможешь жить ты, я, мы, все. Мир, в котором человек важен. Ты должна это понимать, душечка.
— И я понимаю, — склонила голову Эйру.
«Но судьбы живых мне чужды. Я всё-таки схаалитка. Кроме того… Я летала на драконе и, будь я на месте любого доа, я бы тоже никогда и ни за что не променяла святость и величие лётного брака на возню с людьми. Наверное».
— И всё же ты расстроена, — вздохнула Грация и взяла её волосы в свои руки. Эйра невольно вздрогнула; пальцы маман были холодными, и на мгновение схаалитке показалось, что это неупокоенные пытаются утянуть её в свою тень.
— Я хочу видеть могилу, в которой он лежит, — честно ответила она. Грация стала заплетать ей корону из кос. — Я уеду, но мне будет больно, если я не попрощаюсь.
— Не дай Бог ты будешь её раскапывать, милочка.
Эйра едва слышно фыркнула. И неискренне ответила:
— Да что вы, Почтенная. Мне просто нужно навестить его перед отъездом.
— Думаю, его похоронили если не вчера, то сегодня. Ты можешь попробовать ввечеру, но лучше всё-таки завтра. Ладно?
Эйра кивнула.
— Вот и славно, душечка. А куда ты поедешь?
— Сперва до Морских Врат, — уклончиво сказала девушка. И скосила глаза на витраж своего окна, где силуэты пустынных барханов под синим небом манили и завораживали её.
Туда, откуда родом её предки. Может быть, к Источнику Истины, который врачует души.
А может, просто туда, где её дожидаются тоскующие призраки умерших. В жарких землях Цсолтиги, испытавшей столько мук от болезней и налётчиков, неупокоенные исчислялись тысячами.
«Меня ждёт множество дел во славу Бога Горя».
— Это будет долгий путь, — изумилась Грация. — Долгий — значит, опасный. Множество дорог, множество недобрых людей…
— Мне хватит денег на ночлеги, — деликатно обходя тот факт, что маргот оставил ей в наследство тяжёлый кошель золота, сказала она. Она не собиралась жадничать и имела намерение отплатить Грации за доброту; но потом, позже. Когда определилась бы, сколько готова отдать. — А к долгим дорогам я привыкла. Те недели, что я проведу в пути, станут для меня исцелением временем.
20. Эйра опять копает
Этот день для Эйры был по-своему приятным. После разговора с Грацией она вышла, потягиваясь, в холл, где все девушки привычно расположились с расчёсками, тканями, украшениями и своими длинными ногами, вытянутыми по коврам.
— Так значит, этот маргот женат, да? — сосредоточенно расспрашивала Болтливая Любопытную. — Он на него похож ведь?
— Похош, похош, милочка, — подводя бледные брови углём, кивала Любопытная.
— Похож, хоть и женат… Но жена — не затвор открытым дверям! Женятся лорды не по любви, а для политических союзов, — разглагольствовала Болтливая, и её звонкий голос эхом отражался от стен. — Он добрее будет, чем Мор, а значит, наверняка с ним будет легче договориться.
— Все расступитесь, Болтливая выходит на новую охоту, — проворчала курносая Злая, которая до треска затягивала корсаж — чтобы бюст смотрелся как можно округлее.
— Мы тебе уступаем, — фыркнула Смешливая. — Дерзай! А я лучше погляжу, каково его новое правительство. Эй, Жница! Жница? Ну чего, сегодня-то ты хоть расскажешь, как оно у тебя было там?
Чтобы не смущать их богатствами подаренных марготом одежд, Эйра вышла к ним в привычном тафтяном платье. Разве что накинула на плечи расшитую верблюдами шаль. Она заулыбалась девушкам и присела на одну из подушек рядом с Артисткой.
— Я расскажу, только не забывайте расчёсываться, — сказала она. — А то Грация меня выкинет на улицу за расхолаживание ваших умов.
— Ишь, — пробурчала Унылая. — Работать не будешь и хвастаешься…
— У меня своя работа, — честно сказала им Эйра. — Я схаалитка. Закапываю мертвецов. Везде, где нахожу.
Толки стихли, и большинство девушек уставилось на неё.
— Вы думали, до этого я шутила? — развела руками Эйра. — Я этим по ночам и занималась. Потом отмывалась и руки обтирала джином, не волнуйтесь.