— Вы хотите сказать, что мы не имеем никаких прав на эту землю?
— Конечно, не имеете!
Трость Хэма внезапно уперлась в точку прямо между девичьими ушами дона Рубио Горро. — Вы забываете еще кое о чем, друг мой!
Дон Рубио начал: — Нет ничего, что...
— О, да, есть! — Хэм ткнул своей тростью, чтобы подчеркнуть. — Когда это правительство пришло к власти, оно было признано Соединенными Штатами только при условии, что новый режим будет уважать имущественные права американских граждан в Идальго! Правильно?
— Ну...
— Еще как правильно! И знаете ли вы, что произойдет, если вы не выполните это соглашение? Правительство США разорвет с вами отношения и причислит вас к обычным бандитам. Вы не сможете получить кредит на покупку оружия, техники и других вещей, необходимых вам для того, чтобы держать в узде своих политических противников. Ваша экспортная торговля пострадает. Вы знаете... Вы знаете обо всем этом не хуже меня. Через шесть месяцев ваше правительство уйдет, и придет новое.
— Вот что будет означать, если вы откажетесь уважать американскую собственность. А если эта земельная концессия не является американской собственностью, то я - струна на скрипке Нерона.
Смуглое лицо дона Рубио окрасилось в пурпурный цвет, вплоть до остроконечных ушей. Его руки дрожали от ярости и беспокойства. Он знал, что все, что говорит ему Хэм, - правда. Дядя Сэм не тот человек, с которым можно шутить. Он отчаянно ухватился за соломинку.
— Мы не можем признать ваше право, потому что в наших архивах нет никаких записей! — дико сказал он.
Хэм шлепнул бумаги Дока на стол. — Этих документов достаточно. Кто-то уничтожил остальные. Я скажу вам еще кое-что - есть люди, которые пойдут на все, чтобы не пустить нас на эту землю. Они совершали нападения на нас - не сомневаюсь, что они уничтожили эти бумаги.
Делая это заявление, Хэм пристально наблюдал за доном Рубио. Он чувствовал, что за поведением дона Рубио что-то кроется, и почувствовал это с самого начала. Хэм полагал, что дон Рубио либо один из банды, пытающейся отвлечь Дока от его наследия, либо был нанят бандой. И возбужденность дона Рубио подтверждала подозрения Хэма.
— Тому, кто создает проблемы, будет очень плохо! — заявил Хэм. — В конце концов мы с ними покончим.
На слишком красивом, смуглом лице дона Рубио играли разные эмоции. Он был напуган, встревожен. Но постепенно отчаянная решимость взяла верх. Он сжал губы, выпятил челюсть и произнес последнее слово.
— Больше не о чем говорить! Вы не имеете права претендовать на эту землю. Это окончательно!
Хэм покрутил трость и зловеще улыбнулся. — Мне понадобится всего час, чтобы передать радиосообщение в Вашингтон, — мрачно пообещал он. — И тогда, друг мой, вы увидите вокруг себя больше дипломатических молний, чем когда-либо прежде!
Покинув здание правительства, Хэм и Монк выяснили местоположение радиостанции и взяли курс на нее. Пока они разговаривали с доном Рубио, наступила темнота. Город, притихший в полуденный зной, когда они въехали в него, просыпался. По неровным улицам громыхали экипажи, занятые степенными кастильцами, голубой кровью этих южных республик. То тут, то там попадались американские машины.
— Ты довольно жестко разговаривал с этим доном Рубио, не так ли? — предположил Монк. — Я думал, с испанцами всегда нужно быть вежливым. Может, если бы ты обращался с ним нежнее, у тебя бы что-нибудь получилось.
— Хм! — сказал Хэм в своей лучшей манере судебного исполнителя. — Я знаю, как обращаться с людьми! У этого парня, дона Рубио, нет принципов. Я проявляю вежливость там, где она положена. А мошеннику она никогда не полагается!
— Ну ты и сказанул! — хмыкнул Монк, в кои-то веки забыв о себе и согласившись с Хэмом.
Угловатые и извилистые улочки Бланко-Гранде вскоре привели их в замешательство. Им сказали, что радиостанция и бюро сообщений находятся всего в нескольких сотнях ярдов ходьбы. Но когда они преодолели это расстояние, никакой радиостанции не было видно.
— Фу-у-у, мы заблудились! — пробурчал Монк и огляделся в поисках кого-нибудь, к кому можно было бы обратиться за указаниями.
На улице, обшарпанной боковой улочке в не слишком благополучной части Бланко-Гранде, как они только сейчас поняли, был всего один человек. Единственный пешеход шел впереди них, бездельничая, словно ему некуда было идти, а времени на то, чтобы добраться до места, было предостаточно.
Это был широкоплечий парень с коротким туловищем и крупной головой. Он был одет в полукомбинезон, ярко-зеленую бязевую рубашку и не обут. На голове, как ни странно, красовался ржаво-черный котелок.