И снова что-то подняло Иччи на ноги. Она вскочила и деловито, теперь уже без спешки, обнюхивая землю, обежала холм, заглядывая под выступы скал, под узловатые корни деревьев.
На южном, самом теплом склоне, волчица нашла углубление под корнями разбитой молнией старой сосны.
Иччи тщательно обнюхала его и принялась расширять передними лапами. В лапах не было прежней силы и потому она часто отдыхала, вывалив на сторону красный влажный язык.
Нора получилась неглубокой. Иччи забралась в нее, долго крутилась на месте, утаптывая землю, и, наконец, легла. Земля была мягкой и теплой. Волчица положила голову на вытянутые лапы и заснула.
Разбудило Иччи ощущение голода. Она осторожно выглянула из норы и только после этого вылезла. Прежние привычки вернулись к ней.
Сквозь еще голые деревья хорошо просматривалась даль. Солнце уходило на ночлег. Где-то высоко в небе звонко перекликались журавли — птицы летели вслед за неожиданно пришедшей весной.
Волчица деловито огляделась вокруг, запоминая место, и затрусила вниз, в уже укрытый тенью распадок.
Жадно принюхиваясь к запахам, Иччи обегала свои новые владения. У приметных камней, кустов и деревьев она останавливалась, чтобы оставить свои метки.
Очень скоро она учуяла запах коз и, неслышно пробравшись через кустарник, увидела их на поляне. Стадо было небольшое — четыре тощих самки и самец с красивыми ветвистыми рожками.
Инстинкт подсказал Иччи, что трогать зверей нельзя — она со своим отвисшим животом не сможет сейчас ни скрадывать их, ни преследовать.
Волчице повезло. Очень скоро она случайно наткнулась на зайчиху. Толстая и неуклюжая, та выскочила прямо из-под ног, из спутанной прошлогодней травы у края большого нерастаявшего пятна снега.
Иччи бросилась на нее, пытаясь схватить зубами, и не смогла — челюсти плохо слушались и не сомкнулись в мертвой хватке. И тогда, взбешенная, она задавила зайчиху передними лапами. Здесь же, расправившись с добычей, Иччи почувствовала сытость. Немного отдохнув, она вспомнила про свое логово и повернула назад, к холму. Что-то неудержимо тянуло ее туда. Хотелось забиться в глубь норы, ощутить боками мягкую рыхлую землю и услышать ее успокаивающий влажный запах. Иччи тревожил даже свет звезд.
Непривычная слабость и истома наполнили все существо волчицы. Иччи с трудом добралась до логова. Здесь ей стало плохо. Ее вырвало. Скуля и повизгивая, Иччи вползла в нору. По телу прошла судорогой боль. Боль делала глаза незрячими, туманила голову.
На рассвете, когда небо стало багровым от возвращающегося на землю солнца, а ветер растерял по кустам и чащам свое тепло и сделался жестоким и ледяным, как ключевая вода, Иччи родила трех волчат. Слепые, сильные, они в темноте норы быстро отыскали ее брюхо и тугие розовые соски.
Целый день Иччи пролежала в логове, жарко дыша на волчат и облизывая их шершавым языком.
Вечером голод напомнил ей, что пора отправляться на охоту, но страх за детенышей не давал ей уйти. Если был бы жив Бурый, по волчьим законам он принес бы ей много еды, и Иччи еще несколько дней оставалась бы в норе, лишь изредка покидая ее, чтобы напиться из ближайшего ручья. Но Бурого не было. Волчице приходилось рассчитывать только на себя. Слепой случай мог отнять у нее детенышей. Охота требовала времени. В отсутствие Иччи волчата легко могли стать добычей любого, случайно учуявшего логово зверя.
Волчата засыпали, просыпались, припадали к соскам. С каждым разом движения их были все увереннее, все требовательнее тыкались они в брюхо Иччи. Она волновалась. Возбуждение все сильнее охватывало ее.
Осторожно, стараясь не наступить на копошащийся у ног живой клубок, волчица выбралась из логова. Несколько раз она даже спускалась с холма, но сейчас же, охваченная страхом за детенышей, возвращалась в нору.
Наконец голод победил, и она большими прыжками понеслась вниз по склону. Глаза волчицы лихорадочно горели. Горе всему живому, что встретилось бы ей в этот миг на пути. Иччи предстояло убивать зверя и птицу, чтобы не умерли с голоду ее детеныши, чтобы продлился волчий род — род бесстрашных охотников, хозяев Страны Лесов.
Глава VIII
Суру стало скучно жить. Исчезла Иччи. Может быть, это было даже лучше, что духи помогли волчице уйти и больше не надо было думать, как поступать с ней дальше, но ему сделалось одиноко и тоскливо.
Дважды успела родиться и умереть луна с тех пор, как Сур стал топтать тропу одиночества, и его вдруг потянуло к людям.
Как только Сур подумал о них, он сразу же собрался в дорогу и сразу же пошел.
Гремели по камням, радовались весне ставшие сразу громкими, проспавшие всю долгую зиму ручьи. Они торопились к озеру. Лед уже отошел от его берегов, и ручьи переполняли чашу, поднимали снизу своими мускулистыми плечами синее поле. Лед кряхтел от натуги, и широкие трещины рвали его одряхлевшее тело на глыбы. Живая вода ручьев, полная солнца, расплавляла их, ветер сталкивал глыбы, ударял друг о друга — духи Весны будили озеро.
На свободную воду падали несметные стаи птиц, и их было так много, что порой одна стая падала на спины других птиц, и птицы ссорились, кричали пронзительно.
Сур не смог далеко уйти. Неожиданная ранняя быстрая весна разорвала тропы. Распадки бурлили ручьями и речками. Радостный бег воды в них был так силен, что Сур повернул назад. Приходилось ждать, когда пройдет пора веселия Большой воды, когда войдут в берега ручьи и речки, и станут видны на их дне хорошо отмытый песок и галька.
Возвращаясь к пещере, Сур подстрелил из лука черного глухаря, обезумевшего от весны и запевшего свою свадебную песню при большом солнце.
Праздник жизни пришел на землю. Еще недавно казавшаяся мертвой, она вдруг наполнилась зверьем и птицами. Сур, как и все люди его племени, верил — каждую весну много животных выходит из земли. Иначе, куда же все девается зимой, когда становятся прозрачными лесные чащи, а на снегу виден даже след маленькой мыши.
Сур лениво подумал, что за зиму его одежда совсем испортилась и надо бы найти и убить оленя. Но потом он решил, что это лучше сделать в пору созревания грибов, когда мех на шкуре молодых животных становится густым и мягким. Сейчас же солнце было теплым, как горностаевый мех, и на буграх уже лезла из земли мягкая зеленая трава и можно было просто радоваться жизни и думать о добрых духах, дарящих всем обитателям Страны Лесов Праздник Света.
Сур изжарил на костре глухаря и не смог съесть его за один раз. Мясо птицы не было жирным, но от соков весны оно сделалось сочным и мягким.
Потом он пошел к озеру. Птицы не боялись человека и не хотели уступать ему дорогу.
Горловина реки, что текла из озера в сторону, где жило его племя, была забита глыбами льда, и на самой реке еще держался лед.
Сур заковылял по влажному галечнику вдоль русла, но скоро бурный ручей преградил ему путь. Вода ручья уходила под лед и уже там, испугавшись темноты, сразу утихнув, продолжала свой бег.
Сур подобрал обломок мутного плотного камня величиной с кулак. Камень годился на наконечники для стрел. Потом, поднявшись на высокий берег, он прилег на опавшую хвою под сосной и сразу заснул.
Не страшно было человеку. По Стране Лесов шла весна, и на земле ненадолго наступил мир. Звери убивали лениво, потому что они были сыты и счастливы. Никто не думал о дне завтрашнем — так велели Духи.
Сур проснулся от грохота и скрежета. Он проворно вскочил на ноги. Река рвала свою зимнюю одежду.
Опираясь на копье, припадая на больную ногу, он заспешил к реке. Льдины ныряли друг под друга, наползали одна на другую. Из трещин вырывались потоки воды, выбрасывая на льдины подхваченных со дна обезумевших черноспинных хариусов.
Рыбины извивались под солнцем, обдирали о шершавые льдины ослепительно блестящую чешую.
Став на колени, Сур стал протыкать копьем ближних к нему рыбин и бросать их на берег, за спину — совсем как медведь в пору, когда по реке Большим Походом идет красная рыба.
Вода выбрасывала рыбин под солнце, вода и смывала их в темные, мутные глубины весенней реки.