– Тэни не жил на Севере, – попытался возразить менеджер. Ему казалось, что он утрачивает нить разговора.
– Верно, его мать уехала оттуда задолго до его рождения, – кивнул Кэрит. – А потом и бабка перебралась поближе к дочери. Но! Это важно: бабушка привезла с собой северное мировоззрение и мифологию.
– Мифологию? – Тожно нахмурился. Это было уже ближе к теме, но он все еще не понимал.
– Читать северные мифы в книжках недостаточно, – с увлечением принялся объяснять Кэрит. – Надо побывать на Севере, чтобы понять, как они работают. Я бывал. На практике. Это впечатляет! Целый пласт доисторической культуры. Донаучное мышление. И оно там сочетается с научным. Легко и просто. Северяне – вполне современные люди, мракобесием не страдают, там много ученых, инженеров, вообще хороших специалистов. Но при этом любому жизненному явлению есть мифологическое объяснение. Как только наука что-то затрудняется обосновать, пожалуйста – есть легенда. Мистические силы. Они там имеют такое же значение, как физические.
– Ближе к проклятию, пожалуйста, – буркнул Тожно.
– Ладно, ближе к проклятию, – легко согласился психолог. – Мне кажется, проблема Тэни в том, что он никогда не встречался с невезением.
– Как это, не встречался? – возмутился Тожно. – Мало у него было неудач? Да этот парень как раз привык бороться с чем угодно!
– Ты меня не понял. Ты говоришь о трудностях, которые имеют ясную, видимую причину. Болезни и травмы, сильные противники, препятствия на трассе, – это все просто и понятно. Ты что-то делаешь и получаешь результат. Как поработаешь, такой результат и будет. А то, что у него с гравом приключилось, это невезение в чистом виде. На ровном месте, по непонятной причине. Он ничего не сделал, чтобы получить такой результат, понимаешь? От него ничего не зависело. И вот тут вступает в дело мифическое мышление, впитанное в детстве. Да еще и легенда подходящая есть, которая все объясняет. Даже думать долго не надо. По крайней мере, я вижу только эту причину.
– Значит, ты хочешь сказать, – медленно начал менеджер, – что капитан нашей команды всерьез верит в полосатое проклятие? И теперь просто не станет ничего делать, потому что полагает бессмысленным бороться…
– Вот как раз этого я не говорил, – перебил Кэрит. – Тэни не привык сдаваться. Даже перед мистическими силами. Но бороться ему будет действительно трудно.
– Ну так сделай что-нибудь!
– А не получится. Сам понимаешь, подобные проблемы решаются медленно, и уж точно не в гонке. Если я сейчас к нему полезу с разговорами, он поймет, что еще и мы ему не доверяем. Станет только хуже.
– Но… – Тожно совершенно растерялся. – Нельзя же ничего не делать!
– Я попробую случайно заговорить, – пообещал психолог. – Есть еще надежда, что он сам ко мне придет.
– Слабая, – буркнул менеджер. Он знал, что Тэнс не особенно верит в психологию. Нет, он никогда не возражал против стандартных тестов и тренингов, но вот чтобы он сам обратился к психологу за помощью, такого, наверное, и вовсе не случалось. Впрочем, это была общая проблема всех команд: все возят психолога, чтобы спортсмены могли в любой момент обсудить с ним что-то, а по сути он занимается во время гонок в основном наблюдением.
– Да, маловероятно, что он придет, – согласился Кэрит. – Он привык справляться сам. Но тут главное нам самим сохранять хладнокровие. Особенно тебе. Просто поверь, что он справится. И тогда все будет нормально.
Тожно вздохнул. Он привык справляться со многими проблемами в команде. Были конфликты, были травмы, замены и срочные изменения тактики, были потери оборудования во время перелетов и сложности с размещением. Всякое случалось. А вот опыта борьбы с полосатым проклятием у Тожно до сих пор не было.
***
В том крыле гостиницы, где разместили журналистов, до сих пор светились очень многие окна. Кэнью и Маррэ, из экономии занимающие один номер, тоже вовсю работали. Маррэ устроился на диване, разложил на коленях рабочий компьютер и сосредоточенно стучал по кнопкам. Разумеется, компьютер имел и мыслечувствительный интерфейс, но журналист предпочитал ручной ввод: это помогало ему сосредоточиться. А вот Кэнью, напротив, предпочитал работать с фотографиями мысленно. Он расположил на столе целую стационарную станцию, подцепил кучу периферических устройств, в том числе и свою устрашающе огромную фотокамеру, и теперь напряженно таращился в экран, сложив руки на груди.
– Ерунда получается! – в отчаянии заявил фотограф.
– Что опять? – недовольно проворчал Маррэ. Он твердо намеревался отправить статью в редакцию до полуночи, но глаза слипались и слова не шли. А тут еще сосед по номеру отвлекает, как всегда.
– Вот, посмотри, – Кэнью повернул свой монитор. Маррэ вздохнул и посмотрел. На экране – яркая картинка, отличный кадр, чемпионский крученый бросок. Фотография запечатлела Хьорно Дэзза в полете, и мяч едва сорвался с его пальцев. Отличная работа, сказал бы кто угодно. Но только не ее автор. Эти фотографы просто невозможны!
– И что тебе не нравится?
– Мутно!
Маррэ вгляделся пристальнее.
– Где мутно?
Изображение на экране увеличилось, и только тогда стал заметен небольшой шум.
– Видишь? Это все из-за силовых щитов. Невозможно сделать четкий снимок! Хоть какая у тебя техника, хоть какие фильтры ставь. Не получается!
– Не сходи с ума, – лениво отмахнулся Маррэ и снова уткнулся в свой монитор. – Лучше все равно никто не сделает. Вы, художники, вечно беситесь на пустом месте. Да никто никогда и не заметит разницы!
– Ты не понимаешь! – обиделся Кэнью. – А вдруг именно эти фотографии пойдут в Галерею славы? Их увеличат и напечатают, выставят на всеобщее обозрение, а они мутные!
Маррэ не выдержал и расхохотался. Он мог понять тщеславие творческого человека, но чтобы настолько перегибать палку!.. Никак не хочет понять, что обычный посетитель музея нипочем не разглядит эти подробности, так смущающие специалиста. Кэнью надулся.
– Тебе смешно! Вон, эти ребята бьются за то, чтобы войти в историю, – он кивнул на экран. – А мне, может, тоже хочется. Чем я хуже?
– Ничем не хуже, – примирительным тоном сказал Маррэ, надеясь поскорее отвязаться. – Извини. Я вовсе над тобой не смеюсь. Просто что ты еще придумаешь? Твои фото достаточно хороши. И вряд ли кто-то здесь сможет сделать лучше.
– Быть не хуже – это вообще не цель, – проворчал Кэнью, развернул монитор к себе и снова сердито в него уставился.
На некоторое время воцарилась тишина, нарушаемая только щелканьем кнопок. Маррэ поймал нужную мысль, текст пошел бодрее. Кажется, он сумел найти верный тон, и статья вот-вот… Но тут Кэнью воскликнул:
– Знаю! Придумал!
– Что еще? – вскинулся Маррэ, уже забывший, о чем шла речь.
– Если прямо сейчас слетать в город, наверняка можно раздобыть маскировочный плащ. И тогда я смогу спрятаться прямо на стадионе. Пробраться ночью, пока не начнутся работы и не включат силовые поля. Если персонал меня с утра не заметит, то готово дело! Такие можно снимки получить!
– С ума сошел! – вытаращился на фотографа Маррэ. – А если по тебе кто-нибудь проедет?
– Не проедет. – Кэнью вскочил, потирая руки. – Там же есть одно местечко. Помнишь холм с большими камнями наверху? Туда никто не полезет. А между камнями как раз можно удобно залечь. И меня не будет видно сверху, с платформ.
– Ну точно спятил! – Маррэ отложил в сторону компьютер. – Всю ночь сидеть на холодных камнях, потом с самого рассвета лежать неподвижно под накидкой, еще и рисковать тем, что тебя выпрут со стадиона и пропуск отберут, и все ради того, чтобы получить качество, которого все равно никто не поймет!
– Профессионалы поймут, – самодовольно ответил Кэнью. – Снимки прямо со стадиона! Без всяких щитов! Такого никто не делал с тех самых пор, как эти щиты изобрели! Ради такого можно и потерпеть немного.
– Тебя выпрут. За нарушение правил безопасности.
– Пусть. Лишь бы до гонки не нашли. А после – не страшно. Главное – у меня будут снимки!