Что же привело иноземцев в Египет?
Из отрывочных и невнятных старинных источников можно сложить следующую версию. Той порой на бровке Египта, омываемой Средиземным морем, выпали дожди. Они и были «проводниками» чужеземцев в заповедные земли фараонов, поскольку оживили полосу пустынь, и она стала проходимой.
Всего и нужно-то было для этого, чтобы циклоны, проносящиеся над Средиземным и Черным морями, едва заметно сдвинулись вниз.
Почему сдвинулись? Достаточного объяснения нет.
Может быть, из-за перепадов солнечной активности. Чем активнее светило, тем севернее (в нашем полушарии) оттесняются циклоны-водоносы. Л.Н. Гумилев описывает три ступени подъема вверх ложбины низкого давления. Первая — когда Солнце относительно мало активно. Ложбина циклонов пролегает над Средиземным морем, Черным, над Северным Кавказом и Казахстаном. «В лесной полосе реки спокойно текут в своих руслах, зато болота зарастают травой и превращаются в поляны; стоят крепкие малоснежные зимы, а летом царит зной. На севере перестают освобождаться ото льда Белое и Баренцево моря; растет вечная мерзлота, поднимая уровень грунтовых озер… Это, пожалуй, оптимальное положение для человека и развития производительных сил во всех трех зонах».
Бывало, ложбина циклонов не дотягивалась и до первой ступени. Тогда циклоны увлажняли Сахару. А вот за семнадцать веков до нашей эры они, возможно, тоже сползали с первой ступени, чтобы окропить дождями североафриканское побережье и раскупорить Египет. Ко времени Римской империи дожди здесь уже лучше документированы, есть даже указание, что они выпадали на египетском побережье не только зимой, но и летом.
Однако достаточно ли далекое прошлое затронуто этими переменами, чтобы ими объяснилось начало конца изоляции Египта, остается в области предположений.
Вступив в контакты, Египет не отрекся от твердынь своей социально-культурной пирамиды. Он, как писали историки, «оставался богат, как Нильская долина, и так же узок». Жреческая бюрократия усиливала свои позиции. Идеалы, достойные подражания, были по-прежнему строго ограничены старинными образцами, бесконечно копируемыми. Так продолжалось на протяжении веков. Хотя Нил бывал в руках соседей-захватчиков — ливийцев, эфиопов, ассирийцев, персов, македонцев, римлян, он своими сезонными щедротами поддерживал иллюзию неподвластности времени, прочности и непревзойденности того, что здесь раз и навсегда божественно обосновалось, так что уже и в наши дни (лет десять назад) египетский журналист, жалуясь, писал об упованиях крестьян-соотечественников на природу: «Мы в течение тысячелетий жили дарами Нила, зная, что река нам принесет новые богатства каждый год и что мы защищены пустынями но обе стороны». Наследники великой нильской цивилизации намекают на неумеренность опеки, проявленной по отношению к ним и к их предшественникам ландшафтом и климатом.
Другая колыбель древности, Месопотамия, была на бойком месте, в тесном окружении соседей, ее осаждали, теснили, раздирали соперничавшие владыки. Им труднее было объединить конгломерат городов, чем египетским фараонам в узкой нильской долине. Города Междуречья ждали подвохов со всех сторон и ограждали себя мощными стенами. Контраст Египту составляли и местные реки. Тигр и Евфрат, как и река в стране бога Хапи, дарили стране жизнь. Но если египетский Хапи, устроитель вод, капризничая временами, оставался все же благодетелем, то месопотамские Ним-Гирсу и Тиамат были характера тяжелого, невоздержанного.
Месопотамские реки подчинены не столь отлаженному климатическому циклу, как в тропической Африке, — вот в чем разница. Они содержанки снежных вершин Армении, а таянье этих снегов подчинено не столько патрулированию Земли на ее околосолнечной орбите, сколько случайностям весенних ливней, и потому паводка можно ждать каждый день с апреля и до июня. Осенние дожди наводняют нильскую долину после уборки урожая, а весенние в Малой Азии — когда он еще на корню, четырьмя месяцами раньше.
Кроме того, реки очень глинистые. Евфрат несет так много глины, что его ложе странным образом поднято над уровнем плоских берегов. В районе древнего города Ур река оказалась шестью футами выше полотна железной дороги, проложенной вдоль нее уже другой цивилизацией.
Это облегчало технику орошения. Достаточно прорыть канаву на берегу, и вода идет на поля. Но берега могли не выдержать напора поднявшихся вод. Ринувшись в промоины, вода заливала плоские равнины Междуречья во всю неоглядную ширь, так что на всем свете не оставалось сухого местечка. У каждого времени свои кошмары! Картина всемирного потопа возникла скорее всего в сознании провинциального шумера.