Пустился Эрик Рыжий в плаванье на розыски страны, о которой говорили, будто бы она есть. Плыл на запад столько же, сколько плыли из Норвегии в Исландию, и приплыл к берегам земли, в которую вдохнул жизнь и где сам был погребен.
На юго-западном берегу, где поприветливей, Эрик Рыжий нашел глубокий фиорд, там и высадился. Неистовый сидел в нем хозяин! Поставил четыре коровника на сорок голов! Он, говорится в одной исландской хронике, «верил, что больше народу туда придет, если у страны будет красивое название». Гренландия, Зеленая страна… Греза северного жителя.
Не очень-то зеленой была эта страна Гренландия, не Исландия: все низкорослое, хилое. Но открыватель подал пример. Вслед за ним вдоль западных берегов Гренландии возникла целая колония, до десяти тысяч человек, сотни три хозяйств. Заготовляли сено, держали молочный скот, овец, ели овощи.
…После первой мировой войны Дания снарядила экспедицию в Зеленую страну. Нашли остатки поселения. В поздних, XIV века захоронениях лежали трупы последних гренландцев, умерших медленной смертью. Скрюченные, сгорбленные, карликоподобные существа мало походили на богатырей-скандинавов, некогда приплывших сюда. Те были ростом пять футов семь дюймов, эти (через пятьсот лет) менее пяти футов.
Перед глазами людей XX века открылась картина трагического конца их дальних предшественников, обживавших эти земли.
Последние гренландцы из колонии Эрика Рыжего вымирали не только физически, но и духовно. Редела и рвалась их связь с временем, с миром. На них была архаическая одежда, грубая, сшитая по воспоминаниям о последних гостях из-за моря-океана…
Что погубило колонию Эрика Рыжего? Есть ли связь между драмой этого удаленного уголка планеты и бедствиями хлеборобов в районе Милл Крик, и охваченными антониевым огнем страдальцами Западной Европы, и северно-южными маневрами канадских лесов, и гибелью виноградарства в Англии — между событиями, случившимися где-то около XII–XIV веков?
В начале шестидесятых годов нашего времени эти вопросы столкнулись, сгруппировались, привлекли внимание.
Брайсон и его коллеги провели обширное расследование за несколько лет до аналогичной работы, выполненной Карпентером. Тогда же свои историко-климатические изыскания, охватывающие великие азиатские степи, развернул Л. Н. Гумилев. В них особо отметился XIII век, когда уровень Каспийского моря поднялся и, как установил Л. Н. Гумилев, оно затопило земли Хазарии, «русской Атлантиды», занимавшей низовья Волги.
Причина всему названному выше — атмосферная. А разные следствия — от игры климатов. Как говорится, кто в лес, кто по дрова — кажется, игроки эти независимые. Но тогда науке здесь делать нечего. Наука ищет взаимосвязей.
Надо было найти «связного».
Л. Н. Гумилев «связал» климаты, как мы уже говорили, ложбиной низкого давления — воздушным ущельем циклонов, которое подвижно и в зависимости от солнечной активности то поднимается, то опускается по широтам полушария.
По модели, избранной группой Брайсона, климаты наиболее непосредственно связаны через западные ветры. Определив их характер и соблюдая разумную осторожность, можно судить об атмосферной обстановке в районах земного шара, которые отделены один от другого на тысячи километров.
Чтобы изобразить пульсирующее, петляющее кольцо западных ветров, требовались данные о европейском климате последнего тысячелетия. Откуда можно их взять? Ведь измерительная метеорология началась с изобретением специальных инструментов. «Знаменитый математик великого герцога Флоренции» Галилей около 1600 года придумал, как мерить температуру тонкой стеклянной трубочкой, открытой с одной стороны и выдутой шариком — с другой. Галилей нагревал шарик в ладони, а потом опускал открытый конец трубочки в воду, шарик же отпускал. Воздух в охлаждаемом атмосферой шарике сжимался, и вода поднималась по трубочке. Чем выше поднималась, тем холоднее была атмосфера. Ясно, что температуру теплее человеческого тела Галилей мерить термометром не мог.
Впоследствии шарик стали заполнять ртутью.
Около 1643 года Торичелли изобрел барометр, а лет пятнадцать спустя Гук создал измерители ветра и количества осадков.
Но нас-то интересует бывшее задолго до того. Причем нужны сведения о бесследно исчезающем — ветре, воздухе, дождях. Из всех видов детективов самые безнадежные дела ведут историки климата. В их распоряжении почти нет прямых улик, только косвенные, из вторых, третьих рук.
И тем не менее берутся устанавливать, как, что было сто и тысячу лет назад и во времена постарше, когда на земле разыгрывались гигантские айсревю в нескольких отделениях, охватывавших столетия.