Реставрация шкуры была прервана, потому что мастер сбежал, убоявшись, что и ему самому, как несчастной букашке, не останется места на Земле, ставшей лабораторией аналитического ума.
Этот ум-булат разделяет и властвует. Он покоряет мир предметов и явлений путем рассечения, расчленения их (такова механика и этимология рациональности) на доступные части. Части немногочисленные — вот что существенно. Например, ход небесных тел был для ясности расчленен на силу инерции и силу тяготения. Впоследствии, приглядевшись повнимательнее, астрономы обнаружили, что Меркурий искажает свою законную траекторию. Чтобы уложить и новый факт во всеобщую закономерность, пришлось призвать на помощь теорию Эйнштейна, уточнявшую теорию Ньютона. Так раскрываются явления, под крышкой которых запрятаны считанные пружины.
Наша среда обитания — это система со многими степенями свободы. Из подобных систем рациональный анализ выделяет наиболее влиятельные факторы, а остальными пренебрегает. Галилей, чтобы обосновать равенство скоростей падения пушинки и булыжника, должен был пренебречь трением, а также сопротивлением воздуха. Действительно, на Луне, в межзвездном пространстве или в специально оборудованной лаборатории это равенство соблюдается. Но не в обыденной земной жизни. Здесь вы остро ощутите разность скоростей, если местом приземления обоих предметов окажется ваша голова. Упрощая — для ясности — природное окружение, трудно гарантировать сохранность голов. Потому, что второстепенные факторы со временем оборачиваются грозными. Просмотреть ход событий далеко вперед невозможно из-за быстрого нарастания неопределенности. Так бильярдист теряет прицельность и уверенность в результатах, когда вместо простого удара шаром по шару должен сыграть еще от борта и тем паче — от двух, трех… Как же быть? Разве есть у нас что-нибудь взамен рациональности? Нет. Она и впредь останется нашим верным мечом-булатом. Но целиком на него полагаться нельзя. Натура (природа) требует от нас еще и нерационального, нелогичного, ну, в общем, родственных чувств.
Если в климатической машине что-то нарушилось и к концу века скажутся эти сдвиги, то положение уже сейчас пиковое. Правда, небесные силы игривы и любят пошутить над прогнозами. Может, и на этот раз они шалят, ничего серьезного не замышляя? Может быть. Но все равно положение пиковое. В том смысле, что нам не забыть, не забросить пророчества метеорологов, нависшего над ними, как меч над головой Домокла. (Стоит ли развлекаться, можно ли отвлечься, будучи на волосок от гибели? Сиракузский литератор и правитель Дионисий этот общефаталистический вопрос решал конкретно: приказал во время пира подвесить над головой одного из сотрапезников по имени Домокл тяжелый меч на конском волосе и созерцал эффект.) Нам придется самое меньшее — испытать свой «час пик». То есть пройти через очищение, не самобичевальное, но еще более мучительное. Ибо что тягче отказа от привычек! И ради чего? Чтобы выполнить ультиматумы, диктуемые теоретическими соображениями. Но разве человек с сигаретой в зубах[7] не бесстрашен?
Но вот незаметно подкрались глобальные проблемы. Увы, они требуют не только иных знаний, но и другого умонастроения. В стремлении охватить целое заложено нечто большее, чем благородное любопытство. В нем заключена забота. Учитывающий разнородные и отделенные причины и следствия держит в голове такие цели, которые относятся к будущему не как к тому, что после нас, но как к продолжению нас.
Деньги в переводе на пыль
Лет сорок назад прибавился стимул изучать климат: было замечено, что он меняется на глазах.
В течение первых десятилетий нашего века шапка арктических льдов сжалась, оголив миллион квадратных километров. Площадь ледников в Восточных Альпах сократилась более, чем на одну треть, а толщина льда ежегодно уменьшалась на 60 сантиметров. Было много разумных объяснений, почему началось таянье, но не исключались и другие разумные объяснения, поскольку фактов в пользу каждого набиралось мало. Требовались новые факты. Для добычи их — эксперименты. Для проведения экспериментов — экспериментаторы.
7
Он символизирует нашу неспособность принимать всерьез что бы то ни было (например, опасность заболеть раком легких), чему суждено быть не сейчас, а потом. Его оптимизм категоричен и бодрит окружающих: «Все эти разглагольствования насчет автомобильных выхлопов, загрязнений и прочего — вздор и паникерство». Имеет за плечами литературную традицию. Вспомните у Чехова: «Говорят, без кислорода жить нельзя. Ерунда, без денег жить нельзя».