Затоптав окурок в снегу, достала из кармана куртки освежитель дыхания, брызнула пару раз им в рот и пошла в дом.
— Марин, ну где ты ходишь? — прямо с порога на меня накинулась Женька, пробегая мимо двери по коридору на кухню.
— Да я… Знакомую встретила, разговорились, сто лет не виделись, — на ходу сочинила я, мысленно давая себе подзатыльник, что не побеспокоилась о легенде.
— Мы, значит, ждем ее, а она лясы точит! — крикнула сестра из кухни. — Мой давай руки! Мы с Лешкой уже мясо из духовки вытащили и на стол унесли!
Точно! Совсем забыла, что у меня мясо стояло в духовке! Я ж мариновала его с самого утра, чтобы сочнее вышло… Вот было б дел, если бы сгорело!
Я стояла в ванной возле раковины, забыв включить воду.
— Мариш, все хорошо? — в дверной проеме показалась Сашка — наша старшая сестра.
Мы были погодками: мне в августе исполнилось двадцать шесть, а ей в сентябре — двадцать семь. И внешне когда-то тоже были схожи: у обеих темно-русый оттенок волос, только у Сашки ближе к пепельному; мы одного роста — метр семьдесят, фигуры похожи — постоянно менялись раньше шмотками… Только глаза отличались: у Сашки они темно-зеленого оттенка, про такие еще говорят "цвета мокрой листвы", а у меня пронзительно-синие, при искусственном освещении становятся вообще фиалковыми. Лешка всегда говорил, что влюбился поначалу именно в глаза. В сочетании с летним загаром, которым я была будто пропитана в том июле, когда мы познакомились, и длиной волос ниже пятой точки моя внешность произвела на него неизгладимое впечатление.
Сейчас от этой внешности остались разве что глаза. Волосы я обстригла по лопатки еще тогда, когда родилась Лизка: с грудным ребенком и такой копной было просто жуть как неудобно! После удаления матки стала пить гормоны, и врачи посоветовали реже появляться на солнце — оттого и кожа стала бледная, а под глазами и вовсе приобрела синюшний оттенок… Первые морщинки, заломы над правой бровью и над переносицей — результат выплаканных ночей после гибели ребенка… В свои двадцать шесть я выглядела на тридцать с приличным хвостиком. Сейчас Сашка выглядела на несколько лет младше меня.
Но по-прежнему была для меня старшей сестрой.
— Да, все хорошо, — посмотрела я на ее отражение в зеркале.
— Ты уверена? — Сашка прошла в ванную, прикрыла дверь за собой, посмотрела на меня изучающим взглядом. — Мне так не кажется.
К горлу подкатил ком, который я не с первого раза смогла проглотить обратно и шумно вздохнуть, прикрыв глаза.
На плечи опустились прохладные тонкие ладошки.
— Ты же знаешь, что всегда и обо всем можешь поговорить со мной? — тихо и ласково сказала Саша.
Я смогла только кивнуть, боясь, что голос подведет.
— Тогда как решишь поделиться, знаешь, кому набрать, — она осторожно чмокнула меня в щеку, поправила волосы и вышла из ванной.
Запрокинув голову и уставясь в потолок ванной, я ждала, когда непрошенные слезы пройдут, а в душе уляжется бушующий шторм. Потом все же вымыла руки, тщательно их высушила и пошла к гостям.
*3*
— Мариш, где мой галстук? — крикнул мне из спальни Лешка.
Я вздохнула: ведь прекрасно же знает, где и что лежит, но постоянно ведет себя как маленький мальчик, которого нужно собирать на работу.
Понимая, что простым словесным направлением я не отделаюсь, иду в комнату, подхожу к шкафу, выбираю галстук и поворачиваюсь к мужу, накидывая его на шею Лешки, и принимаюсь методично вязать узел. Перед мысленным взором встала картинка, как я завязываю туго-туго этот чертов галстук, заставляя сипеть и хрипеть моего благоверного, но тут же встряхнулась, прогоняя ненужные мысли.
Вчера, сославшись на усталость от долгого семейного вечера и масштабами предстоящей уборки, я долго не приходила в спальню, прибиралась, мыла посуду, медленно расставляла чистые тарелки и стаканы по местам, прибирала в гостиной и кухне, и лишь убедившись, что вся семья видит неизвестно какой по счету сон, выскользнула в морозную зимнюю ночь. Руки потянулись к карману куртки и привычными движениями вытянули оттуда пачку сигарет и зажигалку. Чиркнула ярким огоньком, осветившим темную густую ночь, и прикурила.
Как быть? Что делать? Зачем Лена хочет со мной поговорить? И почему Лешка молчит, ведет себя как ни в чем не бывало?.. Я ничего не понимала.
Надо ли мне вообще звонить этой девице и идти с ней на встречу или устроить законному супругу допрос с пристрастием? И даст ли что-то этот разговор? Мне кажется, что Лешка, даже если обо всем знает, с ловкостью выкрутится и что-нибудь придумает. Этого у него не отнять — все же он профессор, преподает в университете уже пять лет, готовит будущих адвокатов. А находясь на такой должности, нужно просто виртуозно пользоваться фантазией и выходить из сложных ситуаций.