Село Полтава находится на берегу небольшого озерца. Хаты с палисадниками, огромные огороды с колодцами- журавлями, широкие, четко прямые улицы, с которых виден горизонт, по улицам безнадзорно прогуливаются овцы, в теплых хлевах дремлют страшноватых размеров свиньи, в птичниках – гуси, в погребах томятся в бочках соленые арбузы – лучшая закуска под горилку.
На другом берегу окопалась деревня Давыдовка. Избы кучно расположены вдоль русла пересохшего ручья, на участках срубы валиковых колодцев прячутся за прутьями полыни. Вдоль зарослей крапивы шныряют куры, на чердаках вялится рыба, прикрытая от мух грязно соленой марлей.
И в Полтаве, и в Давыдовке население состоит главным образом из стариков. Из тех, кто моложе, большинство разъезжается по городам, а остальные усердствуют в пьянстве, прерываемом сезонной работой.
Пьют, кодируются, срываются, пьют еще больше, неприглядно умирают. Будто хотят помереть от водки раньше, чем начать медленно гибнуть от рака. Онкологическими заболеваниями к пятидесяти годам начинает страдать две трети жителей этих мест – такая плата за ядерную мощь державы. Уже и стихли ядовитые ветры с Семипалатинского полигона, но принесенная раньше зараза живет в каждом поколении.
В Давыдовке живет Андрей Попов, известный как Дюша Поп, неформальный лидер немногочисленной молодежи, так сказать «пацанов». В последнее время его называют «Андрюха – дед в тридцать лет», потому что он сожительствует с сорокалетней Ольгой – продавщицей, чью дочь шалаву Кристинку недавно видели в райцентре беременной.
Андрюха стоял у забора, подставляя прыщавые плечи под лучи июльского солнца. Штакетник надо бы подправить, но неохота, тем более воскресенье.
Воскресенье. Наверное, бабка Маша Гомершмитиха и Нурик – Контрабас прикидывают сегодняшнюю прибыль. Одна торгует самогонкой, второй – дешевой водкой, которую нелегально возит через близкую казахскую границу. Надо было три дня назад, когда скалымил денег, отдать баб Маше часть долга, тогда можно было бы сегодня занять пару пузырей, но Андрюха так воодушевился полученной прибылью, что на радостях рассчитался с соседом за комбикорм. Хотя сосед мог бы и обождать. Теперь у баб Маши не выпросишь, а Нурик, когда речь заходит о том, чтоб дать водки в долг, сразу забывает русский язык. Не понимает непьющий мусульманин тоскующей души.
В период этих размышлений по улице проходил, чавкая шлёпками, Серега Бобрик, который тащил на плечах две двухметровые металлические трубы.
– Серый, – окликнул Андрей.– Тормози, покурим.
Бобрик подошел, прислонил бережно свою ношу к забору. Закурили.
– Чё эт? – спросил Анрюха.
– Трубы, чё. Там, возле фермы валялись.
– А тебе они зачем?
– Потому что у меня нету.
Постояли, покурили. Время шло к обеду, становилось жарче.
– Можно подпереть чего-нибудь, – начал, вдруг, рассуждать Серега.– Какую-нибудь перекладину. К чему-нибудь. Металл же. В хозяйстве оно, это. Всё пригодится.
– Ну, да. – согласился Андрей взвесив, покрутив на руке одну трубу. – Вещь. Давай пропьем?
– Давай.
– На бережок пойдем? Искупаться заоднимя.
– Там полтавские, опять. У меня с прошлого раза тока-тока зажило.
– Ну, вот вишь, зажило.
В это время в Полтаве Серега Чирва, ровесник Андрея и Бобрика, тоже вожак деревенской молодежи решал примерно те же проблемы. Раздобыть водки на восемь человек, выдвинутся на озеро раньше давыдовских, чтобы занять лучшее место – под тополями. Там и тень, и глубина с этой стороны есть, и берег не засран коровами. И вообще дело принципа.
Это давнишний обычай, когда в летний выходной парни из Давыдовки и из Полтавы отдыхают на озере. Тут несколько ключевых моментов: кто вперед займет тополя, кто будет оскорбительнее и громче орать, и кто победит в традиционной массовой драке. Давыдовка с Полтавой бились здесь всегда, даже дед Сереги, еще ребенком депортированный сюда в тридцатые годы, вспоминал былые сражения стенка на стенку. Тогда народу в обеих деревнях жило на порядок больше, и шуму было, ох! Но, раньше побились, смыли кровь озерной воде, да разошлись, на следующий день работают в колхозе бок о бок, да посмеиваются друг над другом. А сейчас в драках больше не пьяная удаль, а злоба и жестокость.
К полудню во дворе у Чирвы собрались все: Мишка Щусь, братья Стаценки, пузатый Вовка Матвиенко, Петька Васильчук (в шутку – Васька Петарчук), лохматый Сенька Грива и главная ударная сила, беспощадный боец с давыдовскими пентюхами, водкой и закуской, самый молодой из присутствующих – семнадцатилетний Вовка Пятница.