Давыдовские радостно обнимались.
– А как насчет пива? – спросил кто-то. Про приз в азарте уже подзабыли. Некипелов достал из багажника семь пластиковых полтаралитровых бутылок.
– Наверное, изъял где-то.
– Всяко. Не купил же.
– Да оно закипело уже тут.
– Надо было хоть в озеро бросить.
Андрюха и Бобрик забрали бутылки.
– Э, погодь!– остановил их Кобелев, взял из рук Бобрика одну бутылку.– Разговор был за ящик пива, то ись десять литров. Тута больше, – с этими словами Кобелев запрокинул бутылку в рот и начал, давясь, вливать в себя теплое пиво.
Деревенские начали расходиться в разные стороны. Андрюха Поп вдруг остановился, обменялся взглядами со своими друзьями, поняли друг друга без слов.
– Серега! – позвал он Чирву. Тот оглянулся. – Чё мы как эти? Давайте вместе посидим. Берите свое сало, айда к нам. Под тополя. А?
Уже вовсю темнело, а на берегу озера совместно пировали давыдовские и полтавские. Смеялись, чокались, уже забросили в золу картошку, и послали Костю Соколова в деревню за гитарой.
Андрюха Поп обнимал Мишку Щуся и проникновенно ему втолковывал то, с чем тот был полностью согласен.
– Ну вот, ты – хохол. Я – русский. Ну или, как там? Москаль. И чего мы теперь не должны нормально между собой? Эти там, на ну их! Мы должны тут нормально между собой. Согласен? У нас в Сибири земли!.. Во! Всем хватит. Воюют одни …! Земли, вишь, сколько? Народу мало, земли полно.
Мишка соглашался.
Соглашалось озеро, его вода осталась чистой, сегодня не смывали кровь.
А на следующий день в понедельник участковый Некипелов на планерке выхватывал от начальства.
– Футбол он придумал, а показатели кто будет делать? – ругался майор Гомершмидт. – Эти дебилы дерутся, мы раскрываем. Тут и побои, и сто двенадцатая, и хулиганка. Палки! Твои палки. А ты своими руками этот ручей закапываешь. Так всегда было. Уроды друг друга калечат, нам – выгода. Показатели. Сейчас что в отчет писать? Миротворец!
Сашка делал виноватый вид, но в душе радостно, светло улыбался.
Перед поминками
Умер старый Константиныч.
Сын его, мой друг Илюха, сидит на крыльце, отломившемся от избы. Он промахнулся ногой мимо тапка, на черном носке зреет дыра, с тыльной стороны ладони по хватким пальцам гуляет муха.
Четыре купюры комочком сую Илье в нагрудный карман темной рубашки, тычу костяшками возле плеча – соболезнование. Он склоняет голову влево, смотрит на деньги в кармане, кивает, дергает губами – благодарит.
– Дай закурить, – просит Илья. – Свои оставил, там столы накрывают, – показывает за спину, где в проеме двери висит чистая тюль.
Солнце печет невыносимо, я шагаю в тень, ломая сухие стебли тюльпанов, которые давно отцвели.
– Поминки, значит, – Илюха прикуривает. – Пятьдесят семь. Вот же… Пил, конечно. Но пятьдесят семь… не шибко возраст. Так-то.
Друг смотрит на меня насторожено.
– Отец, есть отец, – говорю, как мне кажется мудро.
– И я про тож, – выдыхает Илья. – То оно и так. А я же ну как? Я же… Вот еслиф я сейчас шоферю, так кто научил? Папка. Я ж уже в восемь лет водить умел. У нас тогда двойка была «Жигули». Да ты помнишь! Красная. Меня посадит на колени, сам педали, жмет, а я рулю. Я в десять лет уже мог движок зиловский перебрать. Все папка. А детей любил! Вон Лешка, когда у нас родился – ну ты помнишь – а папка… такой радый был. Они нам с матерью нормально так помогали. Коляска, куяска… Он в тот кон дрова наваживал и машину еще этим… Поповым продал. Деньги нам с Маринкой, типа для Лехи. Это ж Леха еще в школу не пошел, тока в следующем годе должон, папка ему ружье сделал. Такое из насоса, картошкой пуляет. Мы такие тоже в детстве делали. А Леха поигрался что-то два дня и бросил. Им же только в телефон, да в телефон. А кино смотреть – в комп. А тут воздушка, Лешке не шибко интересно.
Илюха вздыхает, словно разделяя обиду Константиныча, который не смог угодить внуку. С той стороны от крыльца стоит чурка с вбитым в нее топором, рядом валяется несколько поленьев.
– Баню к вечеру подтопить, – говорит Илья. – После всех этих дел. А помнишь, у Кузьминых баня загорелась? Так папка первый прибежал, тушить начал. А так бы перекинулось на сено и все… А папка, считай, спас. Я на седня договорился сено привезти. Думаю, ну его нах косить! Куплю четыре тюка. Дядь Коля Рыбкин покупает – горя не знает. Косить-то тяжко… опять же время… Они корефанились в молодости – папка с дядь Колей. На охоту ездили. Я мелкий был, а помню, сидят на кухне, бутылочка у них, и на печке одна сковородка побольше, другая сверху поменьше – дробь катают. Свинец там плавится и… дробь, да. Это тебе не картошкой из воздушки. Леха тогда даже спасибо деду не сказал… Вахлак. А кто б его воспитывал? Я на работе, Маринка на работе, мамка, конечно, старалась, но… сам понимаешь. Придет дядь Коля помянуть? Не видал его по дороге? Взял я десять водок, самогон есть. Должно хватить. Костя – закодированный, Вовка Быков – закодированный. Прокопич придет – не придет. Да уж…