Озвучиваю свои наблюдения, описываю что именно меня насторожило, и очерчиваю куда нам еще нужно будет «зайти».
Чем больше я говорю, тем сосредоточеннее начинают выглядеть люди вокруг. Нам предстоит операция нестандартная и сложная.
— Как так вышло, что вы только сейчас увидели это все? — недовольно и даже сердито интересуется Аля. — Не дообследовали? Или обследований вам было мало?!
— Изольда Альбертовна, — мягко, но тем не менее жестко, произношу, — ни одно из проведенных обследований не показало того, что мы видим сейчас, — давлю на больное. — Я не утверждаю, что свищ есть. Мы его не видим, но я уверен, что буду прав. Смотрите, — показываю на монитор.
Уретра и кишечник идут близко, но не соприкасаются друг с другом. На картинке все выглядит именно так. Но моя чуйка…
Нет. Я не готов так рисковать!
— А еще смотрите сюда, — показываю на часть кишечника, что нам видна. — Это не нормально, — продолжаю продавливать.
— Согласна, — задумчиво отвечает суровая женщина. — Правильно, что позвал меня, — смотрит мне в глаза. — Говори, что будем делать.
Сейчас мы либо испоганим ему всю оставшуюся жизнь, либо поможем, и он сможет жить самой обычной малышковой жизнью.
Моя задача как врача и человека сделать так, чтобы все у него было хорошо. Надеюсь, у нас все получится.
— Алексей Сергеевич, — обращаюсь к своему ассистенту. — Будем заходить в брюшную полость.
— Хорошо, — решительно кивает. Он сосредоточен на деле.
— Я готов. Наш маленький пациент тоже, — мигом отзывается Хмельницкий. — Можете приступать.
— Ну… — осматриваю каждого из своей бригады. — Погнали!
Глава 23. Эля
Сама не своя хожу по палате. Сердце не на месте, беспокойство с каждой минутой все сильнее овладевает.
Пытаясь хоть немного успокоить нервы, выглядываю в окно. Оно как раз выходит на парковку перед центральным входом, и мне прекрасно видно, что там происходит.
К моему великому изумлению понимаю, что Савелий никуда не уехал. Он остался! И почему-то до сих пор здесь.
Облокотившись на капот своей машины, муж стоит и разговаривает с кем-то по телефону. Я с трудом могу различить его мимику, но по жестам понимаю, что он взбешен.
Интересно, почему? Не оттого ли, что я впервые в жизни поставила его на место? Отказалась терпеть его выходки и ушла?
Чем дольше наблюдаю за ним, тем больше убеждаюсь, как сильно ошиблась в свое время. Не стоило мне верить ни матери, ни Саве. Они, сговорившись, подставили Мишу и лишили меня любимого человека.
Чем дольше об этом думаю, тем сильнее не понимаю для чего.
Почему, блин, нужно было портить жизнь и мне, и себе, Савелий?! Ты ведь тоже несчастлив со мной был.
Словно почувствовав мой взгляд, он поднимает глаза и проходит по окнам. Я резко отпрыгиваю в сторону, прижимаюсь к стене.
Вроде бы не заметил… Фух!
Зачем? Зачем нас с ним поженили?
Чем Миша так сильно моей матери не угодил?!
Отхожу от окна и направляюсь в ванную. Мне нужно умыться, лицо горит.
— Мамочка! Вам передачка. — В палату заглядывает медсестра.
— Мне? — удивляюсь. — Я ничего не жду, — не понимаю…
— На охране сказали, что вам, — не успокаивается женщина.
— Что там? — спрашиваю ради интереса. Я сейчас окончательно удостоверюсь, что не мне, и все будут довольны.
— Букет и коробка конфет. — Медсестра достает из тележки тот самый букет, который мне пытался вручить Савелий, и коробку шоколадных конфет. Протягивает мне.
Инстинктивно делаю шаг назад. Не хочу касаться ничего, что так или иначе трогали либо моя мать, либо Сава.
Для меня эти вещи словно отравлены. Кажется, если дотронусь, то снова стану прежней собой и растеряю всю решительность.
— Держите, — не унимается медсестра. А я единственное, чего хочу, так это вышвырнуть цветы и сладости как можно дальше!
— У меня аллергия на цветы, — нацепив на лицо самую очаровательную улыбку нагло лгу. Не посвящать же посторонних во все перипетии личной жизни. — И шоколад тоже нельзя, я же грудью буду дочку кормить. А вот вам с медсестрами конфеты гораздо полезнее, чем мне. И цветы отлично в сестринской будут смотреться.
Медсестра смотрит на меня, словно я упала с Луны. Она явно удивлена и не скрывает этого.
— Но это же передали для вас, — не желает успокоиться.
— Ничего страшного! — заверяю ее. — Поверьте, — улыбаюсь.
Видимо, моя доброжелательность сделала свое дело, и женщина решила отступить. Она даже поблагодарила меня за такие подарки.
А я…
Я счастлива, что избавилась от них!
Только вот моему счастью долго продержаться не дано. Я вдруг понимаю, что раз Савелий узнал отделение, то он может пройти!
Леденящий душу страх прокатывается по телу.
Хватаю теплую кофту, выскакиваю в коридор, пробегаю мимо поста в сторону ординаторской.
— Мамочка! Маску наденьте! — грозно шикает на меня постовая медсестра. Тут же останавливаюсь.
— Извините, — произношу машинально. — Где маски лежат?
— Вот, — показывает на стоящий у стены пластиковый контейнер. — Из палаты без маски не выходить! По коридору просто так не ходить! — принимается меня отчитывать.
— Извините, — говорю еще раз, надеваю маску и спешу в ординаторскую. Мне срочно нужно к Мише!
Но Майорова в ординаторской нет. И когда появится, неизвестно.
Он на операции.
Понурив плечи, возвращаюсь в палату. Настроение окончательно скатывается на самое дно.
— Подскажите, когда переведут мою дочку из реанимации? — спрашиваю у медсестры, которая сидит на посту.
Она кидает на меня такой взгляд, словно впервые видит. Потом, видимо, узнает.
— Как только разрешат врачи, — выносит вердикт.
Женщина говорит спокойно, без тени раздражения, а у меня от ее слов горечь на сердце. Врач моей дочери очень занят и пока не может на Анечку посмотреть.
— Михаил Александрович после операции, как правило, заходит в реанимацию, — спешит меня успокоить. — Вернитесь в палату и дождитесь врача.
— Хорошо, — произношу покорно. С тяжелым вздохом возвращаюсь в палату.
Закрываю дверь и понимаю, что тишина меня окончательно добивает. В тщетной попытке отвлечься беру телефон, но он, как назло, начинает звонить. От неожиданности вскрикиваю и едва ли не роняю, сердце стучит словно бешеное.
Смотрю на незнакомый номер и не хочу брать трубку. Интуитивно чувствую, что на другом конце провода явно не друг и ничего хорошего от предстоящего разговора не будет.
Поднимаюсь с кровати и убираю телефон под подушку. В сотый раз поправляю постельное белье на детской кроватке, разглаживаю и без того ровно лежащую простыню, убираю даже самые мельчайшие складочки.
Жду дочь.
Вдруг дверь в палату открывается, и на пороге появляется медсестра.
— Михаил Александрович сказал, чтобы мы готовились к переводу вашего ребенка, — произносит столь долгожданные для меня слова. — Эту кровать будем убирать, — показывает на уже облюбленное мною спальное место. — Ваша дочь еще слишком мала для нее.
— Убираете? — Я удивляюсь. — Где же тогда Анечка будет спать? — вновь начинаю волноваться.
— Мамочка, успокойтесь, — просит меня. — Лучше готовьтесь к встрече с ребенком.
— Я готова! — говорю с жаром. Медсестра бросает на меня многозначительный взгляд, останавливается в дверях.
— Тогда ожидайте.
Глава 24. Эля
Измученные, уставшие, еле держащиеся на ногах мы спустя шесть бесконечно сложных часов выползаем из операционной. У каждого из присутствовавших на операции только одно желание — рухнуть где-то поблизости и хоть немного прийти в себя.
Мечты, мечты… Жаль, они не осуществимы.
Впереди меня ждет множество писанины, бессонная ночь и потерявшие своего врача пациенты. В общем, сегодня я нарасхват.