Миша резко останавливается после моих слов. Я едва не врезаюсь в его спину.
— Нет, — произносит твердо. — Не привезут, — смотрит мне в глаза строгим взглядом. — Я не стану переводить ребенка из реанимации, если его здоровью хоть что-то угрожает. Наличие постороннего человека в палате это тоже касается.
Задерживаю дыхание, чтобы хоть немного прийти в себя.
Разумом понимаю, Миша прав, только вот сердце считает иначе. Оно не желает принять тот факт, что встречи с Анечкой придется еще подождать.
Подходим к медицинскому посту, сидящая медсестра удивленно поднимает на нас глаза.
— Михаил Александрович, — говорит вопросительно. — Вы уже вернулись?
— Как видите. — Майоров суров и строг. — У нас посторонние в отделении. Вызывай охрану. Срочно!
— Где? — ахает. — Никто чужой не проходил!
— Отец Смирновой тоже? — щурится недовольно. — Откуда он номер палаты узнал? М?
— Так вы ж разрешили! — говорит убежденно. Женщина возмущена. — Он подошел ко мне, представился, показал документы. Сказал, что лечащий врач пошел навстречу и разрешил ему приехать, помочь жене и дочери.
— Что?! — Я просто в шоке. — Он заставляет меня от ребенка отказ написать! — вспыхиваю. — А вы его в палату пустили? — полными чистого ужаса глазами смотрю на нее.
— Отказ от ребенка? — ахает медсестра. Смотрит на меня, на Мишу и… тут до нее доходит. — Ох, блин! — хватается за голову.
— Охрану! Немедленно! — рявкает Миша.
— Да-да, — спешно принимается звонить вниз, на пост.
Майоров кидает на нее гневный взгляд, отходит, направляется в сторону моей палаты.
— Алексей Сергеевич, — вылавливает в коридоре молодого высокого врача. — Ты мне как раз и нужен.
— Что такое, Михаил Александрович? — тут же останавливается спешащий куда-то мужчина.
— Проблемы у нас. — Майоров кидает на меня быстрый взгляд. Я без слов понимаю, что мне нужно молчать и делать лишь то, что он мне говорит. — С отцом Смирновой. Он незаконно проник в отделение и может навредить ребенку.
— Где он? — тоном, от которого даже у меня бегут мурашки по коже, спрашивает Алексей Сергеевич.
— В палате, — отрезает Миша.
— Пойдемте, — сурово говорит второй врач.
— Эля. — Майоров оборачивается у самой палаты. — Останься на посту. Тебе нечего там делать.
— Но… — Я хочу помочь выпроводить Саву!
— Нечего тебе там делать! — рявкает Миша.
Останавливаюсь. Иду на пост.
— Охрана сейчас подойдет, — говорит медсестра, как только я возвращаюсь обратно.
— Угу, — киваю. Меня всю трясет.
— Может, успокоительного? — спрашивает с сочувствием.
— Лучше уж яду, — горько усмехаюсь.
— Яда нет, — понимает мою несмешную шутку. — Зато есть настойка пиона. Дать? — еще раз предлагает.
— Давайте, — нехотя соглашаюсь.
Самостоятельно справиться с тем, что на меня навалилось, не выйдет. Истерика накроет вот-вот.
Грудью все равно сегодня кормить никто мне не даст, так что лучше уж пусть будет валерьянка. Без нее не справлюсь.
— Вот, держите, — протягивает мне стаканчик.
— Спасибо, — от чистого сердца благодарю женщину, принимая лекарство.
Из моей палаты доносятся громкие мужские голоса. Вздрагиваю.
— Не переживайте вы так, — успокаивает меня. — Михаил Александрович никого в обиду не даст. Он у нас такой!
— Знаю, — киваю. — Поэтому и боюсь. Он слишком правильный. В отличие от Савы, — добавляю уже значительно тише.
— Где нарушитель? — К посту подходят четверо мужчин в черной униформе.
— Идемте, я вас провожу, — тут же спохватывается медсестра.
— Можно с вами? — не унимаюсь. Мне страшно оставаться одной.
— Будьте здесь, — строго произносит женщина. — Михаил Александрович сейчас к вам подойдет.
Глава 26. Миша
— Я не стану вдаваться в подробности, кто вас впустил в центр или как вы пробрались в отделение, — говорю, глядя на нагло развалившегося на стуле типа. — Для этого есть компетентные люди, они разберутся.
— Можете не утруждаться, — отвечает с издевкой. — Я решу все вопросы, и больше вы никогда не увидите ни меня, ни мою супругу, — нахально смотрит мне прямо в глаза.
Очевидно, Савелий меня не узнал. Иначе бы не вел себя так борзо, в этом я просто уверен. Одного взгляда на мужчину достаточно, чтобы понять, что это за перец. Полнейший судак.
— Вы можете валить на все четыре стороны, — не поддаюсь на его провокацию. — Ваша дочь останется на лечении здесь, — говорю совершенно спокойно. Я уверен в своих словах.
— Моя жена и мой ребенок не будут находиться в этой клинике. — Мужчина начинает нервничать. — Мы пишем отказ от госпитализации и уезжаем. Немедленно!
— Они остаются, — говорю ровно.
— Кто вам такое сказал? — поднимается на ноги, встает напротив меня.
Савелий нервничает и не скрывает этого. Каждый его жест предсказуем для меня.
Все же хорошо, когда твой брат увлекается боевыми искусствами и с самого детства ты становишься его вечным партнером для спарринга. Как мы с Максом только друг друга не дубасили! А потом помогали друг другу ссадины обрабатывать.
— Моя жена поедет со мной, — со злостью чеканит.
— Она останется здесь, — спокойно смотрю на него.
— Ты кто такой? — не унимается. — Кем себя возомнил?
— Я лечащий врач вашей дочери, — продолжаю выводить Савелия из себя. — И требую, чтобы вы немедленно покинули мое отделение.
Делаю шаг в сторону, освобождая выход в коридор. Но он не хочет уходить по-хорошему.
— Слыш, давай я денег тебе дам, и ты меня с женой спокойно отпустишь, — предлагает, доставая пачку пятитысячных купюр. — Дочь никому из нас не нужна. Можешь делать с ней все что угодно, — говорит пренебрежительно. — Хочешь, подпишу согласие? Если умрет, то на органы продай.
Чего?!
Слушаю стоящего передо мной недочеловека и не верю ушам. Едва успеваю погасить вспышку ярости, что рвется наружу от произнесенного вслух зверства.
— Денег мне хочешь дать?! — рычу, едва сдерживая себя. — Дочь на органы пустить?! — щурю глаза. Злость бурлит в крови, ее слишком много.
— Да бракованная она, — отмахивается. — Кому больная нужна? А так и ты заработаешь, и я головной боли лишусь. Элька меня с потрохами сожрет, будет требовать забрать с собой этого ребенка.
Ой, придурок, лучше бы ты молчал! Родную дочь на…
Капец просто!
Это твой язык надо на органы пустить! Чтоб ни слова из твоего поганого рта никогда больше не вырвалось на свободу.
— Бери, — сует мне пачку денег в руки. Не беру.
А потом со злорадной ухмылкой забираю и кладу Эле на тумбочку. Им с Анечкой пригодится.
Делаю все это молча. В голове мелькают кое-какие мысли.
— Убирайся! — показываю на дверь. — Чтобы к моему отделению больше никогда в жизни не приближался!
— Ну все? Мы пошли? — уточняет, заметно расслабившись. Он чувствует себя королем.
А по факту муж Эли — самая настоящая гнида.
Где она вообще нашла такого индюка? Куда глаза ее смотрели? Я честно не понимаю!
— Вали-вали, — зло щурюсь. Он проходит мимо меня.
— Жену забираю. С девчонкой можешь делать, что угодно, — бросает, проходя мимо меня. Останавливается. — Слушай, у тебя нет никакого препарата для моей женушки? Чтоб она без труда подписала все документы и свалила со мной? Возиться с ней и терпеть истерики мне надоело.
Вколоть Эле препарат? Чтобы подписала документы? Мне страшно представить, что может с ней случиться дальше.
Себе ничего не желаешь вколоть? Придурок!
— Нет, — отрезаю. — Ничего подобного в отделении не держим. Вам в другое место нужно обратиться.
— Мне до дома доехать надо, понимаешь, врач? — останавливается напротив меня, смотрит в глаза. — Там проблем не будет, там все схвачено. А здесь истерика будет.