— Нет! — мотаю в разные стороны головой.
— Да, — печально кивает.
— Тогда я ее на порог не пущу! — заявляю категорично.
— Пустишь. — Взгляд Миши тяжелеет. — А потом сделаешь кое-что, — недобро щурится.
— Что же? — заинтересованно спрашиваю. Становится любопытно. Майоров что-то задумал! Не иначе.
— Ты добьешься от своей матери правды, — смотрит не моргая мне в глаза. — Выведешь ее на эмоции, добьешься, чтобы она тебе обо всем рассказала и только после этого выставишь прочь.
— Зачем? — не понимаю. От предстоящей встречи с матерью становится не по себе.
Я еще никогда в открытую с ней не конфликтовала. Всегда позволяла себе успокоиться, подумать над мамиными словами и решала, что в конечном итоге она права.
Ей как-то удавалось меня убеждать все эти годы. Я слепо верила ей.
Но не теперь!
Теперь я настроена жестко! Выведу ее на чистую воду, привлеку к ответственности! Другого шанса обеспечить себе и своей дочке безопасное будущее просто нет.
Как бы ни было страшно, я должна дать ей отпор.
— Какой толк, если она скажет здесь правду? — продолжаю допытываться у Миши.
— Макс завтра прослушку поставит, — шепчет на ухо тот.
Ахаю. Хочу сказать, что думаю по этому поводу, но Миша меня опережает. Кладет палец на мои губы.
— Ш-ш-ш, — смотрит прямо в глаза.
Киваю в ответ.
На часах три часа ночи, меня всю колотит от адреналина, у Миши сна ни в одном глазу. А ему надо поспать…
— Пойдем, — веду его за собой. Принимаю решение.
— Куда? — удивляется тот.
— Спать тебя буду укладывать, — улыбаюсь. — Как в старые добрые времена.
— Уверена, что справишься? — немного нервно ухмыляется в ответ.
— У нас выбора нет, — отвечаю ему, развернувшись на сто восемьдесят. — Завтра у тебя очередной сложный день.
— И у тебя тоже, — напоминает.
— Угу, — киваю. Кусаю губы. Надеюсь, мама пожалует не прямо с утра и люди Максима успеют поставить прослушку.
— Ты справишься, — словно прочитав мои мысли, заверяет Миша.
— Надеюсь, — тихо произношу. Страшно.
— Все будет хорошо, — обнимает меня.
— Обязательно, — закрывая глаза, растворяюсь в мужчине. Его тепло проникает в каждую клеточку моего тела, размораживает ее и придает сил. — Мы справимся, — шепчу.
— Иного быть не может, — добавляет. Слегка отстраняется. — Пойдем спать, — показывает на мою комнату. Там сладко спит Анечка. — Рано вставать.
— Пойдем, — обнимаю его. — Чур, ты спишь с краю! — улыбаюсь.
— Словно когда-то было иначе. — Он улыбается мне в ответ.
Глава 37. Миша
Я весь издергался с самого утра. То и дело смотрю на телефон, проверяю почту. Все тихо.
Ощущаю, как сердце сбоит в груди, и я ничего не могу с этим поделать. Сегодня будет очень сложный день.
— Михаил Александрович, очнитесь! — взывает ко мне Высоцкий. — У нас с вами операция через тридцать минут.
— Да-да, — киваю на автомате и продолжаю думать об Эле.
Хочется бросить все, сорваться и немедленно уехать к ней. Лично проконтролировать установку видеонаблюдения, дождаться ее матери и побеседовать с ней. Самому!
Уверен, женщина многое мне поведает.
Но уезжать из отделения нельзя. Здесь меня ждут мои маленькие герои, мои пациенты.
— У Шумихиной как? — спрашиваю Лешу. — Ты проверял? Ее перевели из реанимации в палату?
— Да, перевели, — тут же включается в разговор. Смотрит на часы. — Тридцать минут назад.
— Капельницы принесли? Все в порядке? — продолжаю задавать вопросы.
Пытаюсь переключиться с личных проблем и войти в рабочее русло. Выходит с трудом.
— У Шумихиной все штатно. — Леха отрывается от монитора, слегка отклоняется в кресле и задумчиво смотрит на меня. — У Львова проблемы.
— Какие? — тут же напрягаюсь.
— Самостоятельного мочеиспускания нет.
— До сих пор? — удивляюсь. — Катетер когда сняли? Сколько прошло? — тут же смотрю на время.
— Катетер удалили четыре часа назад. Позывов нет, — рушит мои надежды своими словами. Я завтра собирался отправлять их домой. Теперь не выйдет.
— Как давно смотрели объем мочевого? — задумчиво кручу в руках карандаш.
После сложнейшей операции, которая потребовалась малышу, проблемы по урологии неудивительны. Мы иссекали свищ на шейке мочевого пузыря, а это крайне нежная и чувствительная зона.
Как бы хотелось, чтобы все обошлось… Но увы и ах. Не получилось.
— Час назад был сто пятьдесят, — озвучивает данные Высоцкий.
— Это много, — качаю головой. — Нужно возвращать катетер, — принимаю решение. — Нечего ждать. Иначе пиелонефрит ему обеспечен.
— Вернем, — кивает Леша. — Цистоскопию будем делать? — уточняет.
— Будем, — киваю. — Завтра. Запишешь?
— Без проблем, — соглашается. Я поднимаюсь с кресла.
— Пойду, проверю Львова, — выхожу из ординаторской, направляюсь в палату к маленькому пациенту. Все мои мысли заняты домом, но я силой воли переключаю их.
Постепенно удается погрузиться в рабочий процесс, и день протекает без новых эксцессов. Операция проходит ожидаемо быстро, для хирурга стому закрыть не так тяжело.
Гораздо сложнее маленькому пациенту. Его желудочно-кишечный тракт теперь единое целое, и участок отключенной при рождении кишки только-только начинает свою работу. Сфинктер тоже.
Малышу предстоит новый тяжелый путь. А нам останется лишь наблюдать. И ждать. Внимательно изучать показатели, чтобы избежать осложнений, которые, к сожалению, не редкость. Увы.
Вибрация сотового застает меня в самом неподходящем месте. Приходится экстренно выключать звук и выходить из зоны облучения. Ирригографию Воскресенский доделает без меня, он сможет.
— Привет, — принимаю вызов как только могу. Отхожу в самый дальний конец коридора. — Что-то случилось?
Я просил не отвлекать меня без необходимости и знаю, что Эля просто так не нарушит данное слово. Она как никто другой теперь понимает, насколько сложна и важна моя работа.
— Привет. — В динамике раздается напряженный голос девушки, совсем рядом сопит Анечка. — Все в порядке. Не переживай, — тут же заверяет. — Просто хотела сказать, что твой брат все закончил.
— Понятно, — немного расслабляюсь.
— Надеюсь, я не сильно тебя отвлекла, — говорит извиняющимся тоном.
— Все нормально, — отмахиваюсь. — Анечка как?
— Кушает, — отвечает с лаской. — Скоро будем укладываться спать.
— В остальном все спокойно? — решаю уточнить. Мало ли.
— Да, все в порядке. — Я даже сквозь расстояние чувствую, как она улыбается. — Что на ужин приготовить?
— Что хочешь, — пожимаю плечами. — Мне не принципиально.
— Я знаю. Но все же хочу сделать тебе приятное, — продолжает настаивать на своем.
— Если хочешь сделать приятно, то… — задумываюсь. — Картошки с мясом пожарь. В морозилке найдешь, там должен быть замороженный кусок.
— Я его уже нашла, — говорит моя егоза. — Пожарю картошки. Ты вовремя будешь?
— Не знаю, — отвечаю честно. — Как выйду из центра, отпишусь.
— Хорошо, — соглашается. Она прекрасно знает, что обещать что-либо с моей работой глупо.
В трубке повисает напряженная тишина, нарушаемая лишь нашим дыханием.
— Ты как? — все же решаю спросить.
В ожидании ответа сердце начинает чаще биться в груди. Беспокойно мне что-то в последнее время. Хоть для этого есть все основания и удивляться подобному состоянию глупо, сегодня как-то особенно нехорошо.
— Нормально, — произносит еле слышно. — Страшно только, — выдыхает.
Ее признание словно режет лезвием по сердцу. Лишь груз колоссальной ответственности за маленьких пациентов держит и не позволяет все бросить и кинуться к ней.
— Не бойся, Эля, — прошу ее. — Я всегда буду рядом.