Мне сначала было дико неудобно перед соседкой, но она смогла подобрать нужные слова и меня убедить.
Мы проговорили с ней до самого вечера. Она делилась со мной своими переживаниями, рассказывала, через какие трудности им с Мишенькой пришлось пройти, как за малыша переживала вся семья и родные.
— Ты, главное, не отчаивайся, — говорит с жаром. — Поняла?
— Угу, — киваю.
— Ночь темнее всего перед рассветом.
Слова Златы врезаются в память. Я знаю, что она права.
Нас с Анечкой ждет длинный путь. И я к нему готова!
— Мамочка, я хочу кушать. — На кухню заглядывает Маша, старшая дочка Златы. Ей семь лет.
— Потерпи немного, — просит соседка. — Скоро будем.
— Я тоже хочу, — рядом с сестрой вырастает четырехлетний Артемка.
— Можно банан? — Девочка косится на желтые фрукты.
— Мишенька, кушать хочешь? — Злата обращается к самому младшему члену семьи. Он кивает. — Ладно, — сдается. — Возьмите по банану.
Детвора берет с фруктовницы свой выпрошенный у матери перекус и убегает из кухни. У них в самом разгаре игра. Прятки.
— У тебя с дочкой все будет хорошо. — Теплой улыбкой и льющимся прямо из сердца светом Злата окончательно разбивает мои страхи на мелкие осколки. — Вот увидишь!
— Спасибо, — искренне благодарю.
Мы еще некоторое время болтаем. В основном обсуждаем рецепты, каждой хочется немного развеяться.
Ближе к восьми домой возвращается глава семейства, а я нахожу повод, чтобы уйти в выделенную мне комнату. Плотно закрываю дверь и ложусь на диван.
Спасибо соседям за помощь, но у каждого гостеприимства есть пределы. Им нужно
побыть всем вместе, а я в этой семье совершенно чужой человек.
Смотрю на лежащий на тумбочке телефон. Руки так и тянутся взять его, набрать Мише.
Мне нужно убедиться, что я права. Ведь подобного совпадения быть просто не может! Майоров Михаил Александрович — это не Иванов Иван Иванович. И уж тем более еще один хирург.
Поднимаюсь с дивана, прохожу по комнате, пытаюсь отвлечься. Даже включаю телевизор, но там идет какая-то муть.
С кухни доносятся веселые голоса домочадцев, беззаботные разговоры ни о чем, задорный смех. Одним словом, семья!
Я тоже хочу, чтобы у меня было так. Но пока все иначе…
Взгляд снова натыкается на телефон. Делаю пару шагов вперед, нерешительно останавливаюсь.
Нет. Позвонить ему не решусь.
Словно почувствовав, смартфон начинает вибрировать. Надежда заполняет сердце, оно ухает вниз и резко подскакивает к горлу, начинает так быстро стучать, что едва не вырывается из груди. В ушах шумит.
Со всех ног несусь вперед, хватаю телефон, поворачиваю экраном вверх и выдыхаю. Моему разочарованию нет предела. Это не Михаил.
— Да, мам, — говорю обреченно.
— Дочь! Ты что творишь?! — с ходу накидывается на меня. — Почему ты заявилась домой без предупреждения?! Хотела устроить скандал? Так, молодец! Ты его закатила! — Она едва не кричит.
— Мама, ты в своем уме? — ахаю. — Савелий мне изменяет!
У матери какая-то нездоровая любовь к моему мужу. Я уже начинаю подозревать, что и брак наш случился неспроста. Понятия не имею, чем именно он угодил, но порой кажется, что она его любит больше, чем меня.
— Подумаешь, переспал с твоей Веркой! — фыркает. — Ты скажи, с кем в городе она не спала, — ухмыляется.
Мурашки по коже от происходящего. Становится настолько мерзко, аж тошнить начинает.
Нервы…
А ведь я только немного пришла в себя.
— Савелий — нормальный, здоровый мужчина! Он нашел способ, как удовлетворить себя, пока его жена этого сделать не в состоянии, — говорит так, словно произошедшее в порядке вещей.
— Ты вообще себя слышишь? — пытаюсь достучаться до ее здравого смысла. — Муж изменил мне с лучшей подругой, отдал чемодан с вещами и выставил вон! И у тебя еще поворачивается язык его оправдывать? — Я не верю своим ушам. Как подобное в принципе стало возможным?!
Нет. Моя мама — женщина экстравагантная и очень эмоциональная. Она немного эгоистична и всю жизнь, что я помню, такой была.
Но сейчас… Ее слова и поступки переходят все рамки приличий. В случае развода, который обязательно будет, чувствую, мы с матерью окажемся по разные стороны баррикад.
— Так ты от выродка своего не отказалась! — фыркает с презрением.
Ах, вот оно как?!
Да ну вас всех нафиг! Пошли вон!
С бешено колотящимся сердцем и льющимися из глаз горькими слезами завершаю вызов и отправляю номер матери в бан. Пусть вместе с Савелием и Верой висят в черном списке! Ни видеть, ни слышать не желаю никого из них! Предатели! Сволочи! Эгоисты!
Пусть подавятся своими гадкими поступками и захлебнутся в собственном яде! Я уезжаю из этого дурацкого города! Завтра же оформляю все документы и уезжаю на первом же поезде!
Меня ждет дочь!
Но телефон не желает униматься. Он снова начинает звонить.
— Да! — рявкаю в трубку. Я настолько зла, что не могу совладать с эмоциями. Их столько, что вот-вот разорвет на части. — Ты решила, что раз я тебя добавила в черный список, так нужно со всех номеров теперь мне звонить?! — от гнева не ведаю, что и кому говорю.
— Эля? — В динамике раздается удивленный голос Михаила. Он действует на меня как ледяной душ.
Злость вмиг улетучивается, меня перестает трясти.
— Ой, — тут же успокаиваюсь. — Прости, Миш, — говорю не подумав.
— Миш? — ухмыляется. — Значит, наконец, поняла?
Глава 11. Эля
Выхожу на перрон, с трудом вытаскиваю из вагона свои чемодан и сумку. Озираюсь по сторонам и печально вздыхаю. До вокзала идти далеко, на улице накрапывает мелкий противный дождик, а у меня нет ни капюшона, ни шапки, ни зонта.
Придется мокнуть.
Делать нечего. Беру вещи и иду в сторону невысокого желтого здания, на чьих стенах гордо красуется название города.
До метро дохожу промокшей насквозь, спускаюсь в подземку, и мне становится зябко. Местные сквозняки пробирают насквозь.
Бр-р-р…
Кутаюсь в тонкую куртку, но она напрочь промокла, и никакого толка в ней нет.
Меня толкает случайный прохожий, другой спотыкается о мою сумку и покрывает меня трехэтажным матом. Подхватываю вещи и отхожу еще ближе к стене. Трясет всю.
Вот это, блин, гостеприимство…
Мимо проносятся куда-то спешащие люди, я пытаюсь разобраться в хитросплетении разноцветных линий метро.
С трудом, но все же добираюсь до столь необходимого мне центра. Предоставлю все документы, анализы, и меня пропускают внутрь.
Дожидаюсь медсестру, она помогает погрузить вещи на тележку, и мы идем по длинному коридору вдоль светло-зеленых стен.
С бешено колотящимся сердцем поднимаюсь на лифте на нужный этаж, следую за провожающей меня женщиной вплоть до палаты.
— Вот ваша кровать, — показывает на стоящую напротив окна застеленную полутороспальную кровать. — Располагайтесь. Доктор, как освободится, подойдет.
— Спасибо, — благодарю. Она уходит, а я остаюсь в трехместной палате одна. Две другие койки не расстелены.
Не тратя ни секунды столь драгоценного времени, снимаю с себя уже практически высохшее белье, переодеваюсь в чистую, сухую одежду. Сверху накидываю флисовую кофточку, хоть в палате тепло, я все равно никак не могу согреться.
Сейчас бы забраться в горячий душ… потом выпить ароматного чая… Закутаться в плед, устроиться поудобнее и почитать.
Но это все мечты. В реальности меня ждет совершенно другое.
Раскладываю вещи, ем совершенно невкусные щи. Я бы с удовольствием поела что-то другое, но помимо них и тушеной капусты ничего не дают. Вот вам и больничная еда для кормящей мамы.