Хаджер-ханым вздохнула:
– Какая там жизнь! Сдаётся мне, конец света приходит! Пооткрывали разные бары, мужчины развратничают, всякий стыд потеряли…
«Так вот куда ты, голубушка, клонишь! – подумал Рыза. – Всё ясно: пришла пронюхать что-нибудь о сыне. Ну да с чем пришла, с тем и уйдёшь. Мазхар-бей строго-настрого приказал: никому ни слова. Как же, скажу я тебе, жди!»
– Мазхар-то мой в эту ночь домой не приходил, – как бы невзначай бросила Хаджер-ханым.
– Может, он на следствие выезжал? – словно ни чего не зная, проговорил Рыза.
– Какое там следствие ночью?
– Так он мог выехать днём, а ночью не на чем было возвращаться.
Хаджер-ханым захихикала:
– Ну и Рыза! Скажи, ради аллаха, за кого же ты меня принимаешь? Ты свои байки невестке моей рассказывай. А меня не проведёшь! Я всё читаю как по раскрытой книге… Скажи-ка лучше: был он в баре?
Рыза вопросительно взглянул на жену: не проболталась ли?
– Я про это узнала совсем не от неё, – кивнула Хаджер-ханым в сторону Наджие.
– От кого же?
– О-о-о! Об этом прослышал даже глухой султан! Знаю, с кем он там время проводит! Жале, или Нериман? Так, что ли?
Рыза потупился.
– Но я его не осуждаю, – продолжала Хаджер-ханым. – Если мужчина не находит в жене того, что ему нужно, он ищет это у других. Женщина должна уметь держать мужчину в руках. Не умеет, пусть пеняет на себя. Так уж аллах создал мир… Будь у меня такая жена, как Назан, и дня её не терпела бы в доме. Не подумайте, что я говорю как свекровь. Но до чего она глупа, неряшлива, неповоротлива… Видишь, муж идёт, бросай все дела и беги к дверям, встречай! А там приласкайся, расспроси о том о сём. Так нет же! Муж в дом, а она по углам прячется. Мне приходится самой его встречать, спрашивать, как он себя чувствует, какое настроение? Словно не она, а я его жена.
Наджие не торопилась варить кофе.
– Ну а как кончилось дело с перстнем? – спросила она, чтобы оттянуть время.
– Как могло кончиться? Колотушками! Представь те, эта дурёха уронила перстень под кровать! Ищет – туда, сюда – нет перстня. До того дошло, чуть ли не в воровстве меня обвинила, потаскушка! «Уж не вы ли, – говорит, – надо мной подшутили?» Посудите сами, какое у меня доброе сердце, – ведь я и рта не раскрыла. А стоило мне сказать сыну хоть слово – и дело с концом!.. Но я молчу: ребёнок у них, жалко. Я женщина сердобольная, не такая, как другие свекрови. В сердце моём сильна вера в аллаха. Ни одного намаза не пропущу. Об одном молю всевышнего, чтобы он послал в наш дом мир и спокойствие.
Хаджер-ханым пустила к потолку столб дыма и, задумчиво глядя как тает синеватое облако, продолжала:
– Верно говорят, чужая душа – потёмки. Сначала для сына Назан была всем, теперь вот появилась Жале. А там, может, ещё кто будет. Пусть поступают, как хотят. Я им мешать не собираюсь. Мальчонку жалко. Что с ним будет, если Назан от нас уйдёт? Ей-то что, уедет к своей тётке, найдёт себе ровню, а там и замуж выйдет. Да и Мазхар найдёт себе подходящую жену. Была я как-то в доме у судьи, видела там женщин. Вот это были дамы! Так они, как только зашёл разговор о Мазхаре, всё «ах» да «ах», журчат, словно ручейки.
– Ваша правда, Мазхар-бей, слава аллаху, – настоящий мужчина! – вставил словцо Рыза.
Хаджер-ханым вздохнула:
– А сколько я пролила слёз, чтобы вырастить его? Сколько горя пришлось мне хлебнуть? Зато и сыночек не отходил от меня: всё «мамочка» да «мамочка»! Заболею, так он всю ночь, не смыкая глаз, сидит у моей постели… Да он таким и остался. Уважает меня. Что случится у него, сейчас ко мне. Ни шагу без моего благословения не сделает…
– Я хотел бы попросить вас, – перебил её болтовню Рыза. – Не говорите, пожалуйста, сыну, что от меня услыхали о девице из бара.
– Ну и скажешь ты, Рыза-эфенди, – засмеялась Хаджер-ханым. – Да у него от меня нет никаких тайн. Он и сам всё расскажет. Ну а я ему: молодец, так и надо! Назан ему не ровня. Стоит мне слово сказать – и он выгонит её из дому. Но не приведи аллах! Ведь ещё неизвестно, кто может занять её место? Вот я и молчу.
– Жале я знаю недавно, – сказал Рыза. – Сдаётся мне, женщина она довольно безалаберная. Любит повеселиться… Человек она щедрый.
Наджие насторожилась: «Вот хорошо! Если эта Жале придёт в дом адвоката, можно будет и мне чем-нибудь поживиться. От Назан никогда ничего не дождёшься».
– …К столу у неё всегда подаётся вино, пиво… Денег у Жале на всё хватает. Есть в баре ещё одна женщина, Несрин, её подружка. Больная она. Один день работает, пять лежит. А Жале глотка без подруги не сделает и все расходы берёт на себя. Широкая натура! Да если бы она захотела разбогатеть, в несколько месяцев заработала бы капитал. Все гости только её и спрашивают. А она пристыла к Мазхару! Скроются в кабинет – и раньше полуночи не жди.
Хаджер-ханым расстроилась: «С какой стати Жале платит свои деньги за какую-то больную женщину? Сумасшедшая она, что ли?»
– Каждая девица из бара, – продолжал разглагольствовать Рыза, – ищет себе друга по сердцу. В баре-то она веселится, смеётся. А как только останется одна, тут уже и замолкнет. Словно соловей, что шелковицей объелся, – грустит да печалится…
– А если и в самом деле мой сын разведётся с Назан? Уж не возьмёт ли он эту женщину в дом? – вслух подумала Хаджер-ханым. Но тут же отвергла эту мысль: – Нет, нет, не бывать этому! Распутная девица в доме такой правоверной мусульманки, как я! Да изменит аллах решение своё, если он так пожелал!..
Она всё более и более расходилась:
– И пусть только сын осмелится это сделать! Клянусь аллахом, не впрок пойдёт ему материнское молоко! Подумать только, привести в дом такую женщину! Ко всему ещё и мотовку. Разве ж я позволю ей растранжирить всё добро сына?
Она погасила сигарету и встала.
– Куда вы, ханым-эфенди? Сейчас я сварю кофе, – засуетилась Наджие.
– Считай, что я уже выпила твой кофе. Мне пора. До свидания!
– До свидания! Желаю счастья, тётушка!
– Опять тётушка? Оставишь ты это слово, сестрица?
Наджие подбежала к старухе:
– Сестрица, старшая сестра, до свидания, моя дорогая!
Супруги проводили старуху и вернулись в комнату.
– Я чуть не лопнул со смеху, – сказал Рыза. – Сыночек у неё, видите ли, такой любящий, такой почтительный! Да если Жале захочет, не то что от Назан, и от самой Хаджер следа в доме не останется!
– А знаешь, мне Жале начинает нравиться. Добрая женщина. Жалеет больную подругу. Хорошо бы Мазхар-бей развёлся с Назан и привёл в дом Жале.
– Ясно: попрошайничать собираешься, бессовестная?
– Да хоть и так! Подумай, ради аллаха – как я подлаживалась к Назан, а что мне перепало? Даже пары старых чулок мне не подкинула!
Наджие вспомнила об амулете. Сейчас, когда свекровь пошла гулять, самое время передать эту штучку соседке.
– Ну и бессовестная ты женщина! Заговорила зубы, а кофе так и не сварила, – упрекнул жену Рыза.
– И правильно сделала! Яду бы ей, а не кофе…
– Уж не ревнуешь ли ты меня к ней?
– Конечно, ревную. Мужа у неё нет, а всё прихорашивается, кокетничает…
Рыза расхохотался.
– Допустим, я ей нравлюсь. Но разве ты не мусульманка?
– Мусульманка, а что?
– Так ведь религия велит нам заботиться о вдовах и одиноких женщинах.
– Я тебе покажу заботу графином по голове! – разозлилась Наджие.
Рыза подошёл к жене сзади, обнял её.
– Ну что в этом плохого, глупая? У старухи полно монет. Можно будет поживиться.
– Смотри у меня! Я шутить не собираюсь, – проговорила Наджие, разомлев в объятиях мужа.
В тот день Хаджер-ханым успела до обеда обойти почти всех своих приятельниц. Её рассказ о связи сына с девицей из бара приятно волновал им кровь. Хаджер-ханым делала вид, будто потрясена этим открытием. Она уверяла, что очень жалеет невестку. Ведь Назан – мать её внука. К тому же бедняжка одна-одинёшенька на всём белом свете. Если сын отправит теперь жену к тётке, туго ей придётся, очень туго.