– Что же она?
– Пусть, говорит, этот сундук разобьётся о его голову.
Мазхар вспыхнул, словно порох:
– Ах так! Тогда не надо было давать ей денег.
Хаджер-ханым отдала Назан только половину того, что передал для неё Мазхар. Вспомнив об этом, она смиренно сказала:
– Сделанного назад не вернёшь. Знай я, что она такое скажет, отдала бы лучше эти деньги какой-нибудь уличной девке! По правде говоря, я не хотела отдавать ей перстень. Да ты меня не послушал. А не мешало бы, хоть изредка, прислушиваться к словам матери…
Мазхар поднялся.
– Нам трудно будет воспитать без матери мальчика.
– Положись на меня и не вмешивайся, – сказала Хаджер-ханым, провожая сына до двери. – Куда это ты так поздно?
– Пройдусь немного.
– Не вздумай только привести в дом девицу из бара!
Но Мазхар уже не слышал её слов.
У Жале теперь вошло в привычку отвергать просьбы богатых посетителей бара провести с ними вечер. Так было и сегодня. Сидя в одиночестве за дальним столиком, она отпивала из фужера маленькими глотками пиво и ждала Мазхара.
– Здравствуй!
Жале вздрогнула от неожиданности. Как она не заметила его прихода?
– Всё ещё сердишься?
Жале ответила не сразу. Наконец она поставила на стол пепельницу, которую до этого вертела в руках, и, отчеканивая каждое слово, сказала:
– Тебе не следовало разводиться с женой!
– Опять старая песня! Мне уже надоело! Я дал развод жене не из-за тебя и не потому, что меня подстрекали. В этой женщине мне не нравилось всё, решительно всё! Я никогда по-настоящему не любил её и не раскаиваюсь в том, что сделал. Знаешь, что она сказала перед тем, как покинуть мой дом?
– Не знаю, Мазхар, – бросила Жале. – Не знаю и знать не хочу! Это касается только тебя и твоей жены!.. Но меня бесит, что в наши отношения всё время вмешиваются другие.
– Она, кажется, ни о чём не жалеет, – словно не слыша её, продолжал Мазхар. – Мать говорит, что…
– Ради аллаха, перестань напоминать мне о своей матери, – прервала его Жале.
– Почему?
– Могу объяснить, если тебе угодно. Я уже не раз говорила, что твоя мать – истинная свекровь, в самом страшном смысле этого слова!
На мгновение в баре смолк грохот джаза. Откуда-то издалека донёсся протяжный гудок паровоза.
Назан ехала вместе с Несрин в купе второго класса. Хотя она верила, что не более чем через три месяца вернётся домой, к мужу, бедняжка не могла сдержать слёз. Невозможно было забыть, как свекровь унесла спящего сына. Бедный мальчик! Ложась спать, он словно предчувствовал беду. Всё открывал глазёнки и просил: «Мамочка! Не бросай меня! Не уходи от нас!»
Назан тяжело вздохнула.
Несрин долго кашляла, отплёвывая мокроту в свой розовый платочек. Когда приступ кашля немного стих, она спросила:
– Разве так уезжают? Вы же не взяли с собой даже самых необходимых вещей.
На мгновение Назан пробудилась от своих дум.
– Вещей? А разве мне нужны какие-нибудь вещи? Со мной ведь не будет ни сына, ни мужа, поэтому я ничего не хотела брать. Лучше пускай мои вещи напоминают мужу обо мне.
– Слава аллаху, что вы хоть догадались в последнюю минуту сказать о перстне!
– Это не просто вещь, это память о муже и сыне! Он мне очень дорог…
– Я понимаю. Но в жизни всякое бывает. Если придётся туго, его можно будет продать.
– Ни за что!
– Не говорите таких громких слов! Станет туго, продадите…
– Я не продам его, даже если буду умирать с голоду! – Назан поцеловала перстень.
Прислонясь головой к раме окна, Несрин теребила кончик розового платочка и с жалостью смотрела на Назан. Нет, она, конечно, ещё не отдавала себе отчёта в том, что произошло.
Что могло её ожидать? Рыза рассказал Несрин, как избавились от Назан. Хоть ей и подсластили горькую пилюлю, однако выпроводили насовсем. Она уже никогда больше не возвратится назад. Через несколько месяцев, а быть может, и недель, Жале займёт её место…
– Вы давно не писали вашей тёте? – спросила Несрин. – А вдруг не найдёте её на прежнем месте?
– Как не найду? – удивилась Назан.
– Кто знает… Быть может, она съехала с прежней квартиры? Или, не приведи аллах, даже умерла?
Об этом Назан действительно не подумала.
– Неужели, – спросила она, со страхом глядя на Несрин, – это могло случиться?
Несрин горько усмехнулась:
– Эх, милая! Вы наивны, словно малое дитя! Разве пускаются в путь, не списавшись?
Назан молчала.
– Ну а если вы не найдёте своей тёти, есть у вас другое место, где можно было бы остановиться?
– Нет.
– Так, так! – протянула Несрин.
Назан посмотрела на неё с отчаянием. Действительно, что делать, если не найдётся тётя?
– Я дам вам свой адрес. В случае чего, приходите ко мне. Не забывайте, вы едете в Стамбул. Там одинокой женщине может прийтись плохо…
Назан с благодарностью посмотрела на свою попутчицу и растроганно сказала:
– Какая вы добрая, хорошая…
Вынув из ридикюля листок бумаги, Несрин написала на нём свой адрес и протянула Назан.
– Благодарю вас!
– Повторяю, если вы окажетесь в трудном положении, непременно разыщите меня. Обещаете?
– Хорошо!
Назан спрятала адрес в сумочку.
Сидя друг против друга, женщины молча прислушивались к постукиванию колёс на стыках рельсов. Вскоре они задремали.
Во сне Назан видела сына. Обхватив её шею ручонками, он умолял: «Мамочка! Не бросай меня!» Назан гладила его золотистые волосы и плакала, плакала…
13
Халдун проснулся раньше обычного и посмотрел вокруг заспанными глазенками: бабушка совершала намаз, стоя на коленях на маленьком коврике.
Сначала он ничего не понял, ведь он лёг спать с мамой в доме тёти Наджие. Откуда же взялась бабушка?
Хаджер-ханым заметила, что внук проснулся, и начала громко произносить слова молитвы. Халдун знал – это значит, бабушка недовольна. Он повернулся на другой бок.
Закончив молитву, Хаджер-ханым подошла к кровати.
– Почему ты не спишь, сынок?
– Где мама?
Она решила не отвечать сразу.
– Ещё рано. Спи!
– Она у тёти Наджие-ханым?
– Я говорю тебе, спи!
Хаджер-ханым укрыла его одеялом и начала сворачивать молитвенный коврик. Поднявшись с пола, она увидела, что Халдун наблюдает за ней.
– Почему не спишь?
– Не хочется.
– Почему?
Халдун не отвечал. Тогда она присела на край кровати и стала гладить его по голове, приговаривая:
– Спи, дитя моё, спи! Мама тебе вовсе не нужна. Вот папа – дело другое. Папа купит тебе много автомобилей, и поезд, и пушку! Ту самую пушку, которую мы, помнишь, видели на базаре…
– Я хочу к маме!
– И слышать не желаю о ней, чтоб у неё глаза повылазили! Забудь о своей матери!
Халдун натянул одеяло на голову: «Если у мамы вылезут глаза, как же она будет видеть?» Он вспомнил слепого нищего, который всегда под вечер брёл по их кварталу, тяжело опираясь на палку. Волосы у него были растрёпаны, одежда разорвана. Он шарил руками, нащупывая двери, и жалобным голосом просил милостыню. «Если мама станет слепой, она тоже будет просить милостыню?»
– Она не любит тебя! Вот бросила нас и уехала!
Халдуна словно ударили обухом по голове. Лицо у него скривилось, губы задрожали, он уткнулся лицом в подушку и заплакал.
– Успокойся, дитя моё! Когда она уезжала, я просила её: «Возьми с собой Халдуна. Он будет скучать без тебя». Но так и не удалось её уговорить. «На что мне Халдун? – сказала она. – Там у меня есть другие дети. А Халдуна я совсем не люблю». Не плачь, деточка! Папа купит тебе много игрушек: поезд, пушку, автомобиль…
Мазхар, думая о Назан, почти всю ночь не спал и сейчас чувствовал себя совершенно разбитым. Услышав голос сына, он вскочил с кровати и накинув поверх ночной рубашки пиджак, отправился в комнату матери.