– Нет, я поеду домой. Но боюсь, что это будет для вас слишком хлопотно.
– Напротив! Вы окажете мне большую честь! Нам необходимо серьёзно поговорить. Я давно собирался кое-что вам сказать… Но видел, что вы меня боитесь. Напрасно. Заверяю вас всем, чем хотите, на меня можно положиться. Во всём городе вам не сыскать более преданного человека, чем я.
– Кажется, сюда идёт Несрин! – забеспокоилась Назан, и разговор оборвался. Но ей только показалось, и Сами продолжал, всё более горячась:
– Пусть входит кто угодно! По сравнению с вами не только Несрин, но даже вся вселенная не значит для меня ровно ничего!
Странно… Она спокойно слушает признания человека, которого всегда избегала, и – о чудо! – ей даже это нравится. Так вот что значит опьянение!
– Я согласна, чтобы вы проводили меня, но только с одним условием…
– Как прикажете.
– …с условием, что вы проводите меня только до остановки Бейязит…
– Хорошо. Раз вы этого желаете, я повинуюсь.
– …потому, что жители нашего квартала точат зубы на меня и на вас. Я боюсь… Сегодня, когда пришла Несрин, у меня сердце зашлось от страха – ведь и вы могли появиться в любой момент, и тогда…
– Я понимаю вас!
Послышались шаги, и в комнату вошла Несрин с подносом, на котором стояли закуски и бутылка ракы. Сами невозмутимо продолжал разговор о своих торговых операциях.
Они уселись за стол, пили теперь уже неразбавленную ракы и вели приятную беседу. Весёлость Назан била через край.
Наконец, решив, что уже пора отправляться, она с трудом поднялась. Несрин с удивлением посмотрела на неё:
– Куда это ты собралась?
Назан невнятно бормотала что-то о своей ворчливой тётке, об ожидавших её неприятностях, сплетнях соседей…
– Брось ты этот вонючий квартал и свою противную тётку! И чего ты цепляешься за эту старую ведьму? Да мы бы жили здесь, как сёстры.
Сейчас Назан более чем когда-либо была склонна признать, что Несрин права.
– Сегодня я всё-таки пойду домой. Но если старуха опять начнёт приставать…
– Тогда лучше заявиться домой после полуночи. Она разорётся, а ты – чемодан в охапку и ко мне.
– После полуночи?
– Боишься идти одна в такой поздний час?
– Не боюсь… Но всё-таки.
– Сами тебя проводит.
Назан взглянула на Сами, и он показался ей совсем другим, не таким, как обычно.
– А вас это не затруднит?
– Да что вы, помилуйте…
Они вышли около десяти. На трамвае до дому надо было добираться не менее часа.
– Плевать тебе на старуху! – сказала, провожая их, Несрин. – Не дожидайся, пока она тебя совсем загрызёт, бери чемодан и приезжай.
Назан не ответила и решительно двинулась вниз по тёмной лестнице. Голова её кружилась от сладкого опьянения. Она оперлась на руку шедшего рядом мужчины и непрерывно хохотала. «О всевышний!…» – ликовал Сами. Он ещё не мог поверить своему счастью и порывисто стиснул её тёплую руку.
На площади Бейязит они сошли с трамвая. Ветер утих, снег перестал падать. Стало немного теплее.
– Теперь оставайтесь здесь и ждите меня, – сказала Назан.
– Послушайте, но это опасное место! Пустынно, темно…
– Ничего, ничего! – говорила она уже на ходу и вскоре исчезла в темноте. Ещё некоторое время было слышно поскрипывание снега под её ногами. Потом всё стихло.
Сами не заметил, что вместе с ними в трамвае ехали два подозрительных типа. Они крадучись последовали за Назан. Это были Джеляль и Ихсан. Пока она «развлекалась» в квартире девицы из бара, парни сидели в кабачке, находившемся в том же доме, а хозяин-грек подносил им одну бутылку за другой… Весь вечер они ждали этой минуты и точно рассчитали, где и когда напасть.
Назан торопливо шла по тёмным улочкам и всё удивлялась, почему до сих пор она никогда не пробовала коньяка? Что за напиток! Согревает, прогоняет тяжёлые мысли.
Она проходила мимо разрушенной стены старой мечети, когда за её спиной раздался сиплый окрик:
– Назан!
Обернувшись, она заметила две быстро приближавшиеся тени. Лиц не было видно. «Да кто это?» – подумала Назан, и сердце её учащённо забилось. Вот тени уже совсем рядом… Ей загородили дорогу.
– Откуда идёшь?
– А тебе что?
– Это мне-то? Ха! Знаем мы, откуда ты пожаловала.
– Откуда же?
– Из дома свиданий на Тарлабаши!
Назан вздрогнула. Голоса были ей знакомы. Это кто-то из их квартала. Она рванулась вперёд, хотела побежать, но чьи-то сильные руки схватили её, подняли и понесли. Назан закричала что есть мочи:
– Пустите, пустите меня!
Но ей тут же зажали рот ладонью.
– Другим можно, а нам кукиш! Или мы не люди? Э нет! И нас сотворил аллах!
Короткий крик, затерявшийся в ночи, услышал ночной сторож, который дремал за стеной мечети, укутавшись в старый кожух. Старик встрепенулся. Вроде кого-то поволокли к заброшенной конюшне?..
А Назан, словно вытащенная из воды рыба, уже билась на куче навоза. Она пыталась молить о пощаде, сказать, что была вовсе не в доме свиданий, что скоро уедет к мужу. Но чьи-то наглые грубые руки крепко зажимали ей рот, срывали одежду…
Вдруг она ощутила страшную тяжесть, и всё её тело пронзила острая боль. Назан перестала биться. Теперь всё пропало! Она стремительно понеслась в бездну…
Более она уже ничего не сознавала. Вот насильник передал её бесчувственное тело другому, но в этот момент луч фонаря забегал по стенам конюшни, скользнул по куче навоза и выхватил из темноты распростёртую обнажённую женщину.
Ихсан и Джеляль тотчас бросились к пролому в стене. Но сторож и не подумал гнаться за ними. Это были мужчины, какой с них спрос? Виноватой могла быть только она, эта женщина, лежавшая в таком непотребном виде! А раз виновница налицо, куда ему было бежать?..
Старик подошёл к рыдавшей Назан и пнул её ногой в бок. Он ненавидел женщин, сбившихся с пути, особенно если они были молоды и красивы.
– Вставай, шлюха, поднимайся. Да ты ещё плачешь? Нечего прикидываться, пошли в участок!
Назан поднялась и, подгоняемая сторожем, поплелась по улице. Теперь ей было всё равно – она могла идти куда угодно. Отныне ею могут распоряжаться все, кому угодно. Даже этот сторож. Если бы он вздумал шарить по её телу, как те убежавшие парни, она не посмела бы звать на помощь. После того, что случилось, второе, пятое или сотое насилие уже не могло бы увеличить её отчаяния…
Назан, не отдавая себе отчёта, вошла в полицейский участок. Ей всё ещё казалось, что она видит дурной сон.
Полицейский комиссар подозрительно посмотрел на неё и велел «дыхнуть».
– Пьяная! В стельку! – заключил он. – Ты кто такая? Откуда?
– Она живёт у матушки Алие, – ответил за неё сторож. – Ну знаете, старушка, работница с чулочной фабрики.
Комиссар догадался, о ком идёт речь. Он уже слышал о Назан и только ждал случая, чтобы заняться этой особой.
– Понял, понял! Дай-ка ей скамейку, пусть сядет.
Назан рухнула на скамью, голова её склонилась на грудь, глаза закрылись сами собой. Она была не в состоянии что-нибудь сказать. Тяжесть, которая свалилась там, в конюшне, на её тело, казалось, навсегда раздавила ей душу. Теперь больше у неё не было ни тётки, ни мужа, ни свекрови, ни сына… Она ясно увидела его круглую светловолосую головку и громко вскрикнула.
– Это ещё что такое? – строго спросил сидевший за столом комиссар. – Как попадаете в полицейский участок, так и за ум хватаетесь! А жили бы себе тихо, смирно, как людям положено, и не было бы никаких неприятностей.
Но Назан ничего не слышала.
Сами посмотрел на ручные часы. Было около двенадцати. Он уже совсем замёрз, его била мелкая дрожь. Очевидно, дальше ждать было бесполезно. «А не сходить ли туда? – подумал он. – Быть может, с ней что-нибудь стряслось? Не уснула ли она где-нибудь спьяну?»
Сами пересёк безлюдную площадь, прошёл вдоль ограды университета и после некоторого колебания нырнул в тёмный переулок. Добравшись до дома Назан, он остановился. Откуда-то слышалось мерное жужжание работавшего станка. Кто мог там работать? Ах, не всё ли равно! Обидно, что он упустил подвернувшийся случай. И так глупо! Сейчас лучше всего было возвратиться в Тарлабаши. Не хватало ещё, чтоб Несрин закатила ему сцену ревности. Было бы за что. Но так, без всякой причины, ну нет!