Брошенное святилище
«Что со мной? Неужели человеческое тело, способно пройти такие испытания? Я еду по заснеженным полям уже неделю, прячась в солнечные дни под кронами деревьев, а ночью продолжаю свой путь. Когда голод становится невыносимым, я спешиваюсь и начинаю рыскать вокруг, разрывая снег до земли. Мое обоняние точно знает, где скрываются грызуны, провалившиеся в зимнюю спячку Они и не подозревают, какая страшная смерть их ждёт. Я вгрызаюсь в их тёплые, сочные тела и мне становится немного лучше. Глаза видят чуть яснее, холод уже не страшит меня, а мой конь, начинает бить копытом, фыркая и сторонясь. Он точно знает, в кого я превращаюсь.
Проповедник Эракул был прав. Сёстры Софии, эти исчадия ада, наделили меня своей силой. Я медленно и уверенно превращаюсь в зверя. Не знаю, сколько ещё я смогу сдерживать этот чудовищный голод. Не знаю, сколько ещё будет длиться эта бескрайняя заснеженная степь. Я еду только вперёд, ведомый инстинктами, обессиленный, но всё ещё живой.
Ольга, моя любовь, я никак не могу вернуться к тебе в таком состоянии. Я должен сперва понять, чем болен. Но клянусь, как только моё тело заживёт от ран и как только я смогу побороть свой недуг, я вернусь к тебе незамедлительно.
Я вернусь, чего бы мне это не стоило. Пока я жив, я буду бороться за свою жизнь».
Исхудавший от долгой езды и голода, хрипящий и втягивающий морозный воздух ноздрями, усталый конь медленно вошёл в посёлок, цокая по мёрзлой земле копытами. Его наездник, облачённый в тёмный балахон, скрывал лицо под большим капюшоном. Он сидел в седле, завалившись всем телом на бок. При каждом шаге коня человек раскачивался из стороны в сторону, судорожно сжимая обеими руками узду. Он словно дремал, утомлённый долгой, изнурительной дорогой. Раннее зимнее солнце, пробивающееся через густые снежные тучи, освещало мрачный силуэт наездника, медленно двигающегося через посёлок.
Люди замирали на месте, провожая чужака взглядом и никто, не решался подойти к нему, его силуэт вселял в них страх и трепет, сковывающий по рукам и ногам.
— Странствующий монах, — прошептал кто-то из крестьян, и эти слова вырвали его из забытья. Чернов открыл глаза и блики солнца, отражающиеся от снега, резанули по зрачкам. Он ещё сильнее надвинул на лицо капюшон, остановив коня посреди улицы.
— Что ему здесь нужно?
— Может быть, он приехал в наше святилище?
— Кто он?
Тихий многоголосый шёпот доносился до Чернова со всех сторон. Он спрыгнул с коня, с трудом устояв на ногах. Книга Проповедника Эракула была с ним и, сжимая этот артефакт в руках, словно единственную ценность, он оглядел собравшихся людей.
Сорокалетний крестьянин вышел ему навстречу, с любопытством и осторожностью рассматривая странствующего монаха. Жители этой деревни не были похожи на тех людей, которых Чернов встретил в поселении Проповедника Эракула. Эти люди были более свободными, более дружелюбными и над ними не стоял мрачный диктатор, готовый в любой момент обратить несчастных в жутких существ.
— Кто Вы? — спросил крестьянин. Подняв на него воспалённые глаза, Чернов прохрипел осипшим голосом:
— Я — всего лишь уставший путник. Мне нужен кров, еда.
— Вы — монах? — продолжал мужчина, словно не слыша слов Николая. — У Вас такая книга, я и решил, что Вы странствуете и несёте Слово Божье.
Чернов опустил взгляд на книгу, только сейчас начиная понимать, в каком образе он предстал перед этими людьми. Он сам привык до сих пор считать себя человеком из высшего общества, статус которого видно только по одному внешнему виду. За долгие недели своего одинокого странствия, Николай сильно изменился и не удивительно, что простые люди приняли его совершенно не за того, кем он является на самом деле.
Но если они видят в нём странствующего монаха, то пусть так и будет, иначе ему попросту не объяснить, что именно с ним случилось.
— Вы правы, я странствую и несу Слово Божье. Правда, в последние дни я сбился с пути и очень ослаб. Мой конь с трудом везёт меня, я уже не помню, когда последний раз спал.
После этих слов крестьянин засуетился: он подозвал к себе молодого парня по имени Игнат и дал указание, чтобы тот бежал в дом и передал матери приготовить пищу для странника. Когда парнишка помчался выполнять поручение, крестьянин подозвал своего старшего сына. Повинуясь отцу, тот увёл храпящего коня в стойло.