Отшвырнув высушенную тушку в угол комнаты, он скинул с головы капюшон и, сев за стол, придвинул к себе книгу. Странные иероглифические буквы и слова неслись по её страницам, сопровождаемые детально прорисованными изображениями. Когда Чернов впервые листал этот фолиант в храме Проповедника Эракула, он не мог разобрать ни слова. А сейчас открыв его на самой первой странице, увидел текст, который с лёгкостью поддавался восприятию, лишь временами вновь превращаясь в неизвестные символы.
«КНИГА МЁРТВЫХ»
Прочел Николай в самом верху и мысленно содрогнулся, но затем вновь принялся за чтение, всё сильнее и сильнее погружаясь в написанное, пока его тело вновь не начало просить пищи, а вместе с этим способность видеть скрытые от посторонних глаз письмена начала стремительно исчезать. К этому моменту Чернов полностью осознавал причину столь удивительного явления, которым обладал этот артефакт. Он посмотрел в сторону мёртвой тушки в углу комнаты, возле которой уже крутился мохнатый сородич, принюхиваясь к бездыханному телу соплеменника.
Его не видели в деревне довольно долгое время и многие решили, что Странствующий Монах покинул эти места, хотя его конь, всё ещё находился в стойле крестьянина Ивана. Однажды ночью кто-то заметил тусклый огонек свечи в окне святилища и слухи об исчезновении путника рассеялись. Никто не решался идти к нему, но понемногу жители стали свыкаться с соседством столь странного гостя. О нём иногда говорили во время застолья, а среди местной детворы ползли страшные россказни о мрачном монахе, который бродит по ночам в окрестностях деревни. А с восходом солнца он якобы укрывается в своём убежище, где проводит время в полном одиночестве.
Сказки рождались столь быстро, что очень скоро выдумки смешивались с реальностью, превращаясь в поток историй, от которых кровь стыла в жилах.
Игнат бежал через лес в сторону церковных развалин, он отгонял от себя все слухи, поскольку лично был знаком со странником и однажды побывал в его обители. Парень не боялся странного гостя, но опасался его, ведь тот был окутан ореолом тайны. Однако когда местный лекарь послал Игната привести монаха в один из крестьянских домов, тот без всяких предрассудков пустился в путь, оказавшись в деревне единственным, кто не боялся приближаться к гостю.
Тяжело дыша от длительного, изнурительного бега, паренёк взбежал вверх по каменным ступеням и постучал в деревянную дверь,. Не решаясь войти, он продолжал ждать, пока ему ответят.
– Кто там? – рявкнул раздражённый голос из-за двери. Игнат испуганно задержал дыхание. Это был уже не тот голос, который он слышал несколько недель назад. Теперь в нём не было слышно ни усталости, ни хрипа. Голос стал сильным, властным и жестким.
– Это я, Игнат, сын Ивана.
– Войди.
Парень толкнул дверь и, зайдя внутрь, оторопел. Все стены комнаты были исписаны странными символами, выведенными углём – жирными чёрными линиями. В помещении стоял тяжёлый запах, но не сильно ударяющий в нос. Странствующий Монах сидел за столом перед раскрытой книгой, рядом валялись несколько огарков свечи, которые, видимо, служили единственным источником света в ночное время. В камине ещё тлели угли, мерцая красными огоньками.
– Чего тебе? – прорычал монах. Его голова не было покрыта капюшоном, и Игнат впервые увидел лицо этого человека. Обтянутый светлой матовой кожей, продолговатый череп с длинными засаленными волосами и глубоко посаженными, словно светящимися глазами, смотрящими на него повелительно и с нескрываемым раздражением.
– Меня послал к Вам лекарь. Вы ведь говорили, что раньше занимались врачеванием. А у нас беда в семье Воробьёвых. Их дочь… у неё сильная лихорадка. Мы просим о помощи! – на одном дыхании выпалил мальчишка.
Чернов с досадой стиснул зубы, но, отодвинув книгу, поднялся на ноги. Прошлой ночью он истратил последнюю свечу, к тому же его тело хотя и восстановилось, но всё же требовало ещё пищи и даже значительно больше, чем раньше. Лихорадка девочки – вполне удобный способ пополнить свои запасы, тем более, что в медицине Чернов разбирался куда лучше деревенских лекарей.
– Веди, – скомандовал он, накидывая на голову капюшон и улыбаясь. Игнат кивнул, пропуская монаха вперёд. Его взгляд вновь скользнул по изрисованным стенам и замер в самом углу комнаты, где возвышался курган из нескольких десятков дохлых тушек крыс и мышей.