того, что хочет… Но прервемся
и в «Кофеманию» вернемся,
и повернем за поворот,
куда и был мой брошен зонт.
«Стоп. Что за бред, — подумал я, —
с чего б мой зонт так возбудился,
что, всеми спицами звеня,
на метра три переместился
туда, где, как в ночном белье,
лежит зонт розовый в чехле».
Я поднял бровь, проматерился,
протер глаза и, да! — влюбился.
Здесь важно вскользь, но подчеркнуть,
что за последний этот месяц
я не держал не то что грудь,
(интеллигентней скажем — чресел),
я не держал руки в руке
(в руке руки другого пола).
Пожалуй, в этой же строке
нашлось бы место для глагола,
который обозначить мог
отсутствие прикосновений
рук, губ, колен, локтей и ног,
их трений и соединений.
Да, тридцать дней и плюс полдня
без этого глагола я
пил, жил, тужил, мечтал, скитался,
спасибо, что хоть не скончался.
А тут, представьте, этот зонт
лежит и словно смотрит влажно,
и словно шепчет мне: «Ну, вот
же я, ну, будь отважным, —
иди, сними чехол скорей!
Да не с меня — с хозяйки, на ночь!
Она ведь тоже тридцать дней
не опрокидывалась навзничь».
Сижу, молчу, гляжу украдкой.
Напротив, за другим столом
сидит она — хвала зарядке,
мой дождь, и молния, и гром,
и мягких тысяча игрушек,
букеты роз, обрывки фраз,
и сто бессмысленных подружек,
и двести их предвзятых глаз,
мой сон потерянный, мой вывих
на сердце, мой полет души,
мой звездопад, мой вход и выход,
помада, тушь, карандаши…
Лишь только б не была актрисой, —
предательски мелькнула мысль.
— Привет, меня зовут Раиса.
А ты же Игорь, да? Колись.
— Ну да. — Ко мне за стол садись.
— Спасибо. Я подсел с улыбкой.
Сидим. Прошло сто тысяч лет.
Она, промокшая до нитки,
и я, так, словно нитки нет
на мне малейшей, самой тонкой.
Я весь — ушная перепонка,
ловлю мельчайший вздох иль звук.
Вопрос: как можно ну настолько
стремительно к ней под каблук
мне было взять и завалиться,
и там сидеть, и там ютиться,
свой пыл и жар и сердца стук,
вместив под этот вот каблук?
Непостижимо. Но чего ж
не сделаешь, пока льет дождь.
И тут прекрасная Раиса
прервать решила тишину.
— А я, я тоже ведь актриса,
и только что из-за кулис я,
бывает же такое, ну?!
Я даже не пошевелился.
Не посмотрел ни вверх, ни вниз,
а мысленно лишь застрелился
и вышел вон из тела. «Бис!» —
мой крикнул зонт. Затем раскрылся
широким жестом надо мной,
и я печально удалился
под ним и с ним одним домой.