Женщина сначала выносит тебе мозг, а потом, когда ты уже потерял способность соображать, искренне удивляется, почему ты ее не понимаешь.
Хочешь честно? Уже бесит.
Пойми меня и закрой свой рот.
Каждое твое слово — это удар Месси
мимо ворот.
Ты сидишь, развалившись в розовом кресле,
и твой голос звучит, как фальшивый сакс.
Ты кричишь, что мы уже год как вместе,
но еще не зашли на экскурсию в загс.
Я уже ненавижу твой анфас и твой профиль,
и твой профиль в фэйсбуке, твой инстаграм.
По количеству лайков ты суперпрофи,
но мне, сука, пофиг, какая ты там.
Ты меняешь фотки, меняешь пейзажи,
меняешь прически, меняешь свой «лук».
В разных позах, на цыпочках, на татуаже
ты снимаешь себя, как снайпер, с двух рук.
Снова кликаешь ссылки и лайкаешь фотки,
пишешь комменты в ленту, выставляешь посты,
от Москвы, как в чесотке, до самой Чукотки
тебе нужно чекиниться, чатиться, ты,
сука, раб этой гребаной гаджет-лампы.
Твои селфи — помойка твоих «уточкой» губ,
в глупой позе ты смотришь не в камеру как бы,
а спонсор позы твоей — фитнес-гребаный клуб.
Я хочу тебя прямо сейчас, рано утром,
с языком и сосками, торчащими влет,
когда рот открываешь ты, в эту минуту
всю обратно засунуть в твой же собственный рот.
Твои слезы достали, твои все желания,
«а ты любишь меня?» — этот вечный вопрос.
Да я лучше сделаю себе обрезание
прямо сейчас на голове волос.
Ты достала меня, и ночами и днями
все пилишь, и пилишь, и пилишь меня.
Да я лучше от влажности сдохну в хамаме,
чтобы в этом тумане не нашла ты меня,
потому что и там с криком: «Ой, тебе плохо!»
ты пилить меня будешь, пока я не сдохну.
Я не знаю, что делать, но так уже было,
не один раз, не два, сотни, тысячи раз
она в розовом кресле меня доводила
до каленья до белого, до искр из глаз.
До пены на губах, до белой горячки.
До того, что хотел ее задушить.
Но всякий раз, так или иначе,
мы начинали друг друга любить.
Сидя. Стоя. Полусидя. Лежа.
Боком. С подскоком. Под столом. На столе.
Без стола. Мы делали одно и то же.
Я был на пике, я был на нуле.
Это было проклятьем. Это было наградой.
Я был чемпионом по самбо, по каратэ.
Я был Солуяновой Светланой из Димитровграда,
чемпионкой Европы по боксу в весе до 51 кг.
Я был рыцарем, мушкетером, я был гвардейцем,
был Бэтменом, Айронменом, я Халком был
и темнокожим, индусом, зулусом, корейцем,
был лилипутом, и великаном, и укротителем кобыл.
Кем я только не бы́л, кем я только не́ был!
Пандой, питоном, львом, лосем,
Зодиака знаком, Ushuaia лейблом,
молнией, громом, проливным дождем.
И это длилось и длилось часами,
как в первый раз, как в последний раз…
И вот мы сидим вдвоем в хамаме,
а завтра пойдем на экскурсию в загс.
Меня пригласили стать членом жюри фестиваля «Кинотавр». В 2018-м компания подобралась замечательная. За восемь дней мы очень сдружились и, вернувшись в Москву, создали группу в вотсап: переписывались, делились фото. Однажды оператор Леван Капанадзе пишет: «А давайте снимем кино!» И присылает в нашу группу, где есть режиссер, оператор, продюсер, композитор, актер и актриса, следующий сценарий: «Снимаем в Альпах, где в пещере живет людоед — его играет Верник. Археолог Оксана, ее играет Акиньшина, ищет золото по карте, что осталась ей от деда. Людоед съедает всех из экспедиции, а в Оксану влюбляется и прекращает есть людей. Любовь к ней возвращает ему любовь к людям. Но когда она привозит людоеда в город, у него случается монолог, он говорит, что люди сами людоеды, только, в отличие от нас, едят не плоть, а дух. И с этими словами съедает работника ЖКХ и прячется в камине, ну или в люке под землей». Все пишут: «Срочно давайте запускаться со съемками». «Я против Альп. Можно меня в тепло поместить?» — требует Оксана. Попогребский пишет: «Нужен срочно сценарий». Игорь Вдовин: «Работаю над саундтреком». Евгений Гиндилис: «Ищу финансирование». Стас Тыркин: «Начинаю пиар». Я пишу это: