Хуан просуществовал три тысячи лет.., а потом его бессмертная параноидальная душа нашла для себя новое применение. Его цели были не совсем ясны — к этому моменту он уже не вел дневника, а разговоры с роботом ограничивались простыми командами или невнятным бормотанием. Елена считала, что в этот период жизни Хуан начал представлять себя созидателем реальности. Он перебрался на берег моря. Сплел несколько огромных корзин, в которых перетаскал многие тонны влажной земли в глубь континента. Корзины оставляли на земле глубокие следы, так что вскоре весь район оказался испещрен переплетением каналов. Хуан начал складывать влажную землю на прямоугольное основание. Постепенно, за многие десятилетия его строение выросло. Оно напомнило Вилу земляные пирамиды, оставленные американскими индейцами в Иллинойсе. Их строили сотни людей на протяжении длительного времени. Пирамида Хуана стала творением рук одного человека, наделенного бесконечным количеством времени. Если бы климат тогда не был исключительно мягким и сухим, ничего бы у Хуана не вышло, помешала бы самая обычная эрозия.
Однако Шансон не ограничивался строительством памятников. Очевидно, он решил создать расу разумных существ. С помощью робота он стал разводить рыбу в каналах, которые проделал на берегу. Вскоре возле его храма-пирамиды поселились тысячи обезьян-рыболовов. Изменив защитную программу робота, Шансон стал использовать его в качестве инструмента подавления: самую лучшую рыбу получали те обезьяны, что выполняли его волю. Эффект был совершенно незначительным, но за многие века обезьяны Вест-Энда все-таки изменились. Большинство из них стали похожими на «В. В. Бриерсона», который помогал Марте. Они приносили камни к основанию пирамиды, а потом сидели возле нее часами и пялились на творение рук своего божества.
Четырех тысяч лет оказалось недостаточно для того, чтобы развить умственные способности рыболовов. Однако в отчетах Елены появились упоминания об использовании ими примитивных инструментов. Ближе к концу обезьяны построили возле пирамиды каменную ограду. Но они так и не стали расой носильщиков, коими намеревался, по всей видимости, сделать их Шансон. Он сам продолжал таскать к своему храму бесконечные корзины, наполненные сырой землей, чтобы исправить тот вред, что наносила ему эрозия, или сделать сооружение еще выше. В свои самые лучшие времена храм занимал довольно большую площадь, а в высоту поднимался на тридцать метров над уровнем земли. Тут и там торчали странные на вид башенки, напоминавшие скорее муравейники, чем архитектурные потуги человеческого существа.
В течение последних четырех тысяч лет все дни Хуана были как две капли воды похожи друг на друга. Он занимался созданием новой расы. Носил землю. Каждый вечер всходил по грубым ступеням на самый верх пирамиды, останавливался и оглядывал своих рабов, собравшихся у подножия.
Вил пролистал отчет, посмотрел на фотографии Хуана, показывающие, каким он стал в те последние века своей жизни. Ничего не выражающее лицо, которое менялось к концу дня — на закате солнца Хуан смеялся. Каждое его движение превратилось в рефлекторное действие. Он стал насекомым, чьи сородичи путешествовали с ним по времени, а не по пространству.
В конце концов на Хуана Шансона снизошел покой. Он продержался бы вечно, если бы миру была присуща стабильность. Однако климат Восточных Проливов постепенно стал влажным и штормовым. Роботов запрограммировали на то, чтобы обеспечивать человека минимальной, защитой. Раньше этого вполне хватало. Но после стольких лет одиночества Хуан лишился присущей ему гибкости в выборе решений: он ни за что не хотел уходить в пещеры, расположенные в глубине материка; он даже не желал спускаться с верхней платформы своего храма, если начинался шторм. Запретил роботу приближаться во время вечерней «службы».
Естественно, у Елены имелись записи о том, как встретил свой конец Хуан Шансон. Робот был довольно далеко от храма; дождь и ветер не давали ему возможности увидеть, что там происходило. Стихия разрушила пирамиду до такой степени, что Хуан не успевал ее чинить. Стены и башни напоминали выстроенный ребенком замок на песке, который поглотил океанский прилив. Хуан этого не замечал. Он стоял на провалившейся платформе своего храма и созерцал бурю. Вил видел, как человек поднял руки — Хуан всегда так делал на исходе дня, перед тем как засмеяться. Повсюду метались молнии, освещая вечерний сумрак ослепительно синим сиянием. Рабы Хуана, прижимаясь друг к другу и дрожа от страха, сидели у самого подножия пирамиды. Грозовые разряды касались башен павшего храма.., один из них ударил в Шансона, стоявшего с поднятыми над головой руками и руководящего представлением.
Больше в отчете Елены почти ничего не было. Обезьяны получили довольно сильный толчок к тому, чтобы стать разумными существами, но этого оказалось недостаточно. Биологическая эволюция не имеет намеренного стремления к разумности; она слепо следует за условиями среды. В случае обезьян решающим фактором оказалось наличие неглубокой воды. В течение нескольких сотен лет раса, воспитанная Шансоном, продолжала жить возле Восточных Проливов, продолжала приносить камни, выкладывать их у основания разрушенной пирамиды и проводить вечера, созерцая руины древнего храма. Однако это был всего лишь инстинкт, и ничего больше. В конце концов они вернулись в то состояние, в котором обнаружил их Хуан.
Вил очистил экран дисплея. Он дрожал, причем не от холода. Он никогда не забудет о том, какие страшные преступления совершил Шансон, и никогда не забудет его бесконечного конца.
Снегопад прекратился, веселые крики давно стихли. Вил с удивлением посмотрел на освещенные солнцем деревья. Он провел целый час, читая отчет Елены, и лишь теперь заметил, что затекли ноги, а от камня по всему телу расползается холод.
Вил соскользнул с камня. У него еще достаточно времени, чтобы насладиться снегом и соснами. Он вспомнил о зиме — всего десять недель назад (как время воспринималось телом), последние дни в Мичигане, перед тем как улететь на побережье, чтобы приняться за дело Линдеманна. Только вот сейчас он наслаждался снегом, лежащим практически на экваторе — этот мир находился в самом разгаре ледникового периода.
В тропиках стало холоднее. Палисандровые леса отступили к границам Внутреннего моря. Однако континентальные льды не добрались на юг дальше сорок пятой широты. Снега вокруг Королева было ровно столько, сколько полагалось. По расчетам Елены, ледники с индонезийских Альп не спустятся ниже отметки четыре тысячи метров. Она утверждала, что этот ледниковый период ничем не отличается от предыдущих.
Вил шел среди сосен. Неделю назад — по его собственному времени — здесь были руины города Королева. Такие невероятные разрушения… И не осталось ни единого знака, указывавшего на те события!.. Он забрался на небольшой холм и стал наблюдать за заходом солнца, окрасившего снег в пурпурно-золотистый цвет. Где-то далеко прокричала птица, на берегу моря столпились палисандровые деревья… Очень красиво. Но оставаться в этом времени нельзя. Лучшие залежи ископаемых оказались погребенными под толстым слоем снега. Зачем же создавать лишние проблемы новой цивилизации, когда она еще не набралась сил? ..И еще Делла. У нее уйма ценного оборудования, хватит по крайней мере на сто тысяч лет.
Неожиданно Виду стало очень грустно. Проклятие, я бы дал ей тысячу раз по сто тысяч лет. Да только что проку? После той ночи, проведенной в окружении собакоподобных тварей. Вил надеялся, что Делла сумела отыскать себя. Если бы не она, ему бы ни за что не удалось справиться с Шансоном и Жерро.