Наверное, ему просто повезло – пожилой таджик как раз совершал одну из своих неуклюжих перебежек, а "дух", спрятавшийся за пограничником, не успел перезарядить оружие.
Еще в прыжке Аркан открыл неприцельный огонь по противнику и добил пожилого таджика уже из-за камня.
В следующее мгновение он, как сурок, юркнул за камень, даже не пытаясь высовываться под градом обрушившихся на его укрытие пуль.
Теперь их осталось только двое – он и спрятавшийся за пограничником "дух".
Противник пристрелялся к камню, высунуться Аркан не мог, и потому положение складывалось просто патовое.
Что следовало делать дальше? Ждать, пока у "духа" не закончатся патроны? Но сколько придется ждать? К тому же моджахед, на мгновение выскочив из своего укрытия, мог выхватить запасной магазин у кого-нибудь из своих мертвых товарищей, лежавших всего-то в метре-двух от него.
Аркан, лежа пластом за своим камнем и пытаясь контролировать действия "духа", напряженно размышлял.
Если эта группа являлась лишь головным отрядом большой банды, тогда дело его было швах – уже пять минут как к месту боя, услышав звуки стрельбы, на всех парах мчится его неминуемая смерть.
Нет, лежать и ждать чего-то не стоило.
Ему обязательно нужно было действовать, и действовать быстро и неординарно.
И решение к нему пришло – столь же оригинальное, сколь и рискованное.
Захватив двумя пальцами специальный десантный нож "Оса" таким образом, чтобы он прятался за тыльной стороной ладони, Аркан отбросил в сторону автомат – так, чтобы это хорошо видел засевший в пятидесяти метрах от него таджик, и медленно-медленно поднялся из-за камня с поднятыми вверх руками.
Это был, конечно, самый страшный момент в его жизни. От него в этот момент уже ничего не зависело.
Аркан был так напряжен, что слышал стук крови в собственных висках. Ему казалось, будто из-за этого стука от не сможет даже услышать очередь из автомата "духа" – не услышит, с каким звуком вылетит из ствола пуля, несущая ему смерть.
Он ждал выстрела.
Но...
"Дух" не стрелял.
И Аркан сказал:
– Сдаюсь! Слышь, не стреляй! Сдаюсь!
"Дух" молчал, недоверчиво посматривая из-под сурово насупленных бровей на русского солдата, который только что уложил стольких его собратьев.
Как же так – этот дьявол, который в одиночку перебил столько народа, вдруг сдается, да еще тогда, когда из девяти врагов в строю остался только один!
Таджику было трудно поверить в такое.
Он покосился на трупы своих товарищей, и ненависть к неверному снова наполнила его сердце.
Наверное, Аркан почувствовал, что противник вот-вот нажмет на курок, и снова заговорил – заговорил спокойно, негромко, будто успокаивая "духа":
– Смотри, я без оружия. Не стреляй. Я сдаюсь.
Я хочу в Афганистан.
Таджик вздрогнул.
Он не понимал, что говорит этот шурави, но сомнения в том, что он сдается, не было. Он ведь сам видел, как выбросил русский в сторону свой автомат. Он ведь своими глазами видел, что в руках у русского солдата ничего нет! Да и если к ним сегодня сам пришел русский офицер и тоже сдался, то почему бы не сдаться и этому странному солдату? А сколько можно на нем заработать, если удастся переправить его домой!
Таджик напряженно размышлял, не покидая своего живого укрытия. В нем сейчас боролись два противоречивых чувства – с одной стороны, перед ним был враг, желание убить которого еще не пропало, с другой – этот парень сдавался сам, и на нем можно было заработать. На загорелом и глуповатом лице моджахеда мысли читались столь просто и явственно, что привязанный к дереву Терентьев не выдержал.
– Сдается он, не видишь, что ли? – с усмешкой произнес офицер.
Он не мог не порадоваться тому, что парень спас его от неминуемых пыток. Но имелась и еще одна положительная сторона во всем этом деле – как только начался бой и кто-то метко бросил гранату в Карай-хана, Терентьев решил, что военного трибунала ему не избежать. Он был уверен, что если группа, напавшая на моджахедов, захватит его живым, то на милосердие ему рассчитывать не стоит.
Он предполагал, что кто-то из спецназовцев, помогавших разблокировать "Красную", шел по его следу, а улик против капитана за это время можно было собрать предостаточно.
Теперь же оказывалось, что трибунал временно отменяется и про пытки пока что тоже можно забыть.
Голос привязанного к дереву офицера подействовал на "духа" успокоительно. Моджахед вышел наконец из-за дерева и сделал шаг вперед. Автомат в его руках черной дырочкой горячего еще ствола все так же напряженно смотрел Аркану прямо в сердце.
Сержант тоже сделал шаг вперед и остановился.
Он вдруг понял, что каждый шаг навстречу этому придурковатому моджахеду будет даваться ему с огромным трудом.
Каждый шаг – это увеличение вероятности того, что "дух" не промахнется с первого же выстрела.
Каждый шаг – это приближение к развязке. А для кого развязка окажется более счастливой? Чей Бог сейчас благосклонно поглядывает с небес на своих сыновей – их мусульманский Аллах или наш?
Но стоять было нельзя.
Нужно было идти.
И Аркан, с трудом передвигая ноги и не опуская рук, пошел навстречу неизвестности...
До "духа" оставалось всего метра два, когда Аркан снова остановился.
Что произошло в следующие несколько мгновений – навсегда осталось для него тайной.
Может быть, Аркан, остановившись перед моджахедом, сделал какое-то резковатое движение.
Может, у самого "духа" сдали нервы. Возможно, психанул привязанный к дереву пограничник.
Как бы то ни было, все трое действовали практически одновременно.
Палец таджика нажал на спусковой крючок автомата.
Нога привязанного офицера резко взлетела вверх и ударила по стволу автомата моджахеда.
Рука Аркана метнулась вперед, как катапульта, послав "Осу" в грудь противнику.
Всего лишь миг!
И все кончено...