Бхишма даже не сразу понял, что скрюченный на полу человек — один из вернейших союзников Хастинапура.
— Кто мне объяснит, что здесь происходит? — голос регента был ледяным и полным презрение.
Все присутствующие, причастные и ни в чем не виновные, исполнились страха. Все знали, что с разгневанным Бхишмой лучше не встречаться.
Дрона не проявлял никакого желания объясняться. Дхаумья понял, эта обязанность ложится на его плечи. Он сделал шаг вперед.
— О повелитель! Этот человек оскорбил брахмана, а мы заняты тем, что определяем ему наказание!
— Оскорбил брахмана…. Вы знаете, кто этот человек? Это же царь Панчалы! А вы обращаетесь с ним, как с преступником! Так кого и когда он оскорбил?
Никто не осмелился ему ответить. Бхишма достал меч и перерезал веревки, которыми был опутан Друпада. Регент также приказал освободить сына и воспитанника царя Панчалы. После чего Бхишма повторил свой вопрос:
— Так кого и когда он оскорбил?
— О господин, он оскорбил наставника царевичей, гуру Дрону.
— Когда?
Дхаумья оглянулся на Дрону. Наставник вышел вперед.
— Семнадцать лет назад, о повелитель, этот человек жестоко оскорбил меня, пришедшего к нему за помощью.
— Что? Наставник, это шутка? Он оскорбил тебя, а ты, спустя семнадцать лет, при помощи войск Хастинапура берешь в плен нашего сторонника, разрушая при этом столицу союзного нам царства? Кто позволил без моего ведома напасть на Панчалу, дружественную нам страну? Ты видишь, Дрона, как много вопросов, на которые ты должен ответить?
Несмотря на свое положение, Друпада громко рассмеялся, вызвав очередную вспышку гнева у брахманов.
— Позор! Это против дхармы! Разве честь брахмана — пустой звук в этом городе? Позор Хастинапуру! — хором кричали они, опасливые поодиночке, но обретшие мужество в толпе.
Игнорируя возмущенных представителей высшей варны, Бхишма угрожающее направлялся к Дроне. Гуру обнажил меч и приготовился сразиться с Великим регентом. Стать мучеником во имя дхармы! Что может быть лучшим для брахмана?
Мелькнув, подобно тени, Кунти встала между двумя мужчинами.
— О Питамаха Бхишма! Зачем ты хочешь унизить моих сыновей? Только из-за того, что они совершили большее, чем наследник престола?
Регенту было, что возразить вдовой царице, но он, в первую очередь, был настоящим мужчиной. Кунти, конечно, знала, Бхишма не станет грубо обращаться с женщиной ни на людях, ни наедине. В отчаянии регент потряс головой. Подняв за руку Друпаду, он сказал ему:
— О царь, прими мои извинения за случившееся! Я не могу найти подходящих слов для выражения своего сожаления. Прошу тебя, пойдем со мной в зал собраний. Там мы решим, как Хастинапур сможет возместить принесенный тебе ущерб.
С тяжелым сердцем Бхишма направился к сабхе, залу собраний. За ним потянулись все остальные. Там, в зале, разгорелись нешуточные страсти. Дрона заявил, что готов оставить свой пост. Бхишма сердито ответил ему, что другого он и не заслуживает. Все равно наставника следует выставить вон. Раздражение у многих знатных кшатриев и брахманов вызвал Друпада, открыто насмехавшийся над тем, как ведутся дела в Хастинапуре, городе, определявшем течение жизни во всей Бхарате. Великий регент, заметив Суйодхану, при всех отругал его за то, что царевич без веской причины, забыв о своей царской дхарме, повел полки Хастинапура против дружественной Панчалы. Суйодхана оправдывался тем, что получил приказ от своего отца, царя Дхритараштры. Удивленный регент с недоверием посмотрел на слепого правителя.
— Но ведь существует еще и здравый смысл, царевич! — воскликнул в отчаянии Бхишма. — Ты достаточно взрослый, чтобы не подчиняться приказам, идущим в разрез с добродетелью, с дхармой!
Суйодхана молчал. В глубине сердца он полностью соглашался с регентом. Ему стоило отказаться выполнять пожелание наставника. Царевич признавал, что допустил ошибку.
Вселить страх в Дрону — такое не под силу большинству живых существ. Тем более, брахманы остались на его стороне. Наставник вновь стал гордым и упрямым и наотрез отказался произносить слова сожаления и извинения. Самое большее, что он мог себе позволить, так это заявить — получивший по заслугам Друпада ему не враг, а, как и в далеком прошлом, друг. И вообще, всем лучше забыть произошедшее.