Не смотря ни на что, мальчик этот следовал за ними повсюду. Первый раз они встретились в деревне, где местные жители избили до смерти дядю Экалавьи. Вместе с дядей здесь же погиб еще один человек, также пойманный за воровство. Возле его тела тетя Экалавьи и обнаружила маленького плачущего мальчика. Из жалости она поделилась с сиротой едой, о чем затем не раз успела пожалеть. Мальчик, словно проклятие, принялся их преследовать.
Случалось, удача им сопутствовала, на их пути встречался торговец, желавший умилостивить богов. Ради божьей благодати он кормил бедняков и нищих. Экалавья отметил, что и его тетя тогда становилась щедрой, давая мальчику нормальную еду вместо объедков. Она даже любезно с ним общалась. Именно в один из этих редких разговоров Экалавья узнал имя мальчика. Его звали Джара.
Сейчас, после такой удачи с плодами манго, Экалавья, под голодным взглядом Джары, заканчивал обгладывать косточки фруктов. Когда от мякоти не осталось ни следа, он швырнул косточки маленькому дикарю. Экалавья презирал его, как существо, павшее так низко, что собирает объедки после нишадца. Себя он презирал не меньше за жестокость, которую проявлял к голодному подростку. У Джары полностью отсутствовал боевой дух. Он был как побитая собака. Экалавья с отвращением сплюнул на землю.
«Вся наша жизнь как эти косточки от манго. Их жуют, обгладывают и выплевывают», — с горечью подумал нишадец.
До него донеслось шуршание в траве. Это Джара рылся в поисках косточек. Слезы навернулись у Экалавьи, когда он услышал радостный визг. Джара нашел косточку и теперь грыз ее.
«О боги! Он как крыса!», — где-то в глубине души Экалавьи даже возникло желание убить царевича, который так покровительственно одарил его плодами манго. Ему было невыносимо больно зависеть от щедрости и прихоти знатных и богатых людей. Нишадец посмотрел на свои липкие от сока манго руки.
«Я уже мужчина! Я должен сам обеспечивать свою семью!»
Он родом из нишадцев, и будь кто-нибудь из мужчин его племени рядом, то научил бы его искусству охоты. Но они ушли слишком далеко от гор Виндхья, где проживало их племя. Экалавья посмотрел на лица спящих тети и двоюродных братьев. Волна жалости и беспомощности накатила на него.
В его набедренной повязке было спрятано одно крупное манго. Экалавья собирался его съесть, когда все уснут. Этот плод был одним из лучших, и, если бы тетя его увидела, то непременно забрала для своих сыновей. Но он хотел съесть его один. Глаза Джары светились в предвкушении. Луна поднималась над низкими, покрытыми колючим кустарником, холмами и залива всю округу серебром. Экалавья бросил взгляд на Джару. Отдать ему манго? Но оно ведь такое вкусное! Он вонзил зубы в истекающую соком мякоть. Джара громко сглотнул слюну. Экалавья с отвращением оторвался от манго и бросил недоеденный плод прямо в Джару. Тот на лету поймал плод и с жадностью накинулся на него.
Экалавья подскочил, услышав приближающийся стук копыт. В просветах между зарослями кустарника показались силуэты всадников. Наги! Охваченный ужасом нишадец, замер, как вкопанный. Самое страшное из всех известных ему племен — наги! И они, под покровом темноты, пробираются к столичному городу. Он видел блестящие в лунном свете гривы их лошадей. Тетя заворочалась во сне и вздохнула. Экалавья пристально смотрел на человека, возглавлявшего отряд. Луна освещала его тело, превращая в жуткую серебряную фигуру. Джара все еще шумно грыз косточки манго, и Экалавья опасался, что наги услышат эти звуки.
Но наги не собирались задерживаться из-за каких-то нищих бродяг. Предводитель шепотом отдал приказ и наги бросились к городским воротам. Экалавья побежал следом, а за ним увязался Джара. Это было чистым безумием, но ему очень хотелось посмотреть куда идут, и что будут делать наги. В глубине души нишадец хотел видеть Хастинапур, захваченный нагами. Он относился к знати с таким презрением, с каким знать относилась к неприкасаемым, вроде него. Мечта его, конечна, была несбыточной. Хастинапур слишком силен, и отряд воинов-нагов в грязных одеждах никогда не сможет захватить такой грозный город. Тем не менее, знаменитый вождь нагов Такшака продолжал совершать нападения на многие города Бхараты.