У входа их встречала женщина.
— Это моя мама Радха, — сказал Карна.
Они аккуратно положили мужчину на тростниковую кровать, единственное ложе в скудно обставленном жилище. Видура попросил у женщины воды, листьев туласи и что-то из кухонных приправ. Джара и Экалавья замерли в углу хижины, боясь пошевелиться. Им было непонятно, почему такой могущественный человек спас их от стражи. Как он намерен с ними поступить? Нишадец глазами обежал маленькую, чистую, содержащуюся в полном порядке хижину. Эти люди были не намного богаче его, но он испытывал к ним зависть. У них была крыша над головой! Он вспомнил свою тетю и ее детей, спавших под открытым небом, и его сердце заныло.
Женщина суетилась и причитала, пока Видура смачивал сухие губы ее мужа целебным питьем. Наконец, мужичина зашевелился и пришел в себя. Радха улыбнулась сквозь слезы, а Видура поднялся, собираясь уйти. Хозяйка хижины заявила, что не отпустит его, не угостив и не отблагодарив. Ведь он спас жизнь ее мужу! Советник царя пытался втолковать женщине, что никакой угрозы жизни такой пустяк не представлял. Оживший колесничий присоединился к просьбам супруги и умолял Видуру отведать их скромных угощений. Видура не выдержал их натиска и согласился. Отказаться, значит обидеть этих, наверняка, хороших людей. Видура посмотрел на колесничего и восторженно сказал ему:
— Твой сын проявил редкостную отвагу! Если научить его воинскому искусству, то Хастинапур гордился бы таким бойцом!
— О господин! Мы бедные суты! Кто возьмет нашего сына в ученики? Я сам учу его, и Карна непременно станет лучшим в нашем деле. Но наше происхождение и наши скудные средства не позволят сделать его стрелком из лука!
Экалавья заметил, что сын колесничего не отрывает глаз от пола, желая хоть как-то скрыть свой позор.
«Если он может стать воином, то смогу и я!» — твёрдо решил нишадец.
Он обернулся и посмотрел на Джару. Его спутника мало интересовали разговоры, он не мог оторвать голодный взгляд от кипящей в котле похлебки.
Видура надолго задумался.
— Хм…, дай мне время, Адиратха. Не знаю, получится или нет, но я попробую помочь. Дроначарья — хороший человек и превосходный наставник. А твой сын сегодня хорошо показал себя! Его вмешательство не позволило Такшаке выполнить задуманное! Я попрошу его взять твоего мальчика в обучение, но он может и отказать. Я еще замолвлю пару слов перед великим регентом. Может и получится тогда…
Голос Видуры был полон сомнений, но Адиратха радовался как никогда. Как не быть счастливым, когда судьбой твоего сына озаботился сам Первый советник страны Куру!
Зависть сжигала Экалавью. Как у некоторых людей все так легко получается! Он даже хотел спросить Советника, не попросит ли тот и за него. Но нишадец прекрасно понимал, какая пропасть лежит между ним и Карной. Они были похожи бедностью, но разница даже в их происхождении невероятно огромная. Экалавья прикусил губу, давясь от злости на судьбу, по воле которой он появился на свет таким низкорождённым.
«Да кому нужны эти гуру и наставники! Весь мир — мой учитель!» — думал разгоряченный негодованием Экалавья. — «Я сам всему научусь и стану лучшим лучником, чем этот везунчик!»
Ему захотелось сбежать из этой хижины, пронизанной тошнотворным счастьем, но Джара схватил его за пальцы. Раздраженный Экалавья отвесил ему щелчок. Джара невозмутимо показал жестами, что очень голоден. Другие мысли его сейчас не тревожили. Экалавья же наоборот, чувствовал себя тревожно. Ему казалось, что человек, освободивший его от стражников, в любой момент может изменить свое мнение. Тогда им придется туго. Нишадец на ждал ничего хорошего от знатных и высокорождённых людей. Да, царевич Суйодхана проявил к нему доброту, но важный сановник пугал его. Оставалось только молчать, ждать и быть готовым действовать решительно.
На голодные глаза Джары обратила внимание Радха. Она собрала на стол и пригласила всех. Видура отказался, сославшись на то, что уже почти наступило утро, и он не может принимать пищу до совершения положенных обрядов. Напротив, Экалавья готов был немедленно съесть всё, что предлагала ему Радха. Последнее что он ел, было манго. Его мучил сильный голод, но показывать это всем он не хотел. Он принимал угощения медленно и степенно, отказываясь от добавки. Джара не мучился никакими сомнениями и поглотил всё, что ему предложили хозяева дома. Когда трапеза закончилась, он, облизывая пальцы, с сожалением встал из-за стола. Экалавья чувствовал отвращение к опустошению, произведенному Джарой в припасах радушных хозяев. Они вышли во двор, омыть руки. Джара лучился от удовольствия так, что Экалавье захотелось ударить его. Сделать этого он не успел — Видура отправлялся во дворец и звал всех попрощаться.