Неведомая ночная птица запела совсем рядом с дворцом. Поблизости откликнулся ее приятель. Две птицы исполняли песнь страсти, но в голове у Видуры их звуки будили спящие страхи. Он буквально видел затаившееся в темноте зло, готовое броситься на него. Крик же птицы звучал как знамение. Советник вздрогнул и огляделся. Ночь стояла темная и облачная. Создававшие островки тусклого света лампады начали трещать и гаснуть. Тревога не отпускала Видуру. Беспокойство путало все мысли в его голове, он не видел вокруг себя ничего необычного и не слышал никаких подозрительных звуков.
«Может быть, я старею или, как любит говорить Бхишма, груз ответственности расшатал мне нервы», — подумал, тяжело вздыхая, Видура. — «И сегодня заботы не дают мне вернуться домой. Когда я уже смогу вдоволь побыть с семьей? Сыновья ждут меня, но моя судьба — трудиться днем и ночью и винить себя за то, что не могу провести с ними время».
Он еще раз вздохнул, отгоняя образы жены и маленьких сыновей, вставшие перед глазами. Погруженный в думы, Видура повернул налево и пошел по длинному коридору с колоннами, огибавшему дворец. Сверни он в ту ночь не налево, а направо, дальнейшая история всей Бхараты пошла бы по иному руслу.
Ашваттхама не сразу покинул друга, хотя ему было достаточно долго добираться до дома. Еще дольше задержался у брата Сушасана. Прошло немного времени после того, как он вышел и направился в свою комнату, и от широкой колоны отделилась тень. Попав в круг света, отбрасываемый мерцающим факелом, тень оказалась толстым мужчиной. Он был лыс, для такого грузного тела у него было на удивление худое лицо, испещрённое оспинам. Глаза не меняли хмурого взгляда, казалось, последние лет пятьдесят. Когда он пошел по коридору в сторону, противоположную той, что выбрал Видура, не раздалось ни звука. Мягкие кожаные туфли позволяли ему ступать бесшумно. Человек старался не попадать в свет факелов и не шуметь. Будить дремлющих стражников не входило в его планы. Он принадлежал миру теней.
В западном крыле дворца толстяк остановился возле одной небольшой комнаты. Ждать ему не пришлось. Дверь приоткрылась, и царевич Гандхары выглянул наружу. Коротко кивнув, Шакуни пригласил мужчину зайти. Комнату освещала масляная лампадка, был виден стол с разбросанными по нему письмами. Шакуни взял один из этих пальмовых листов и протянул его гостю.
— Пурочана…, - царевич говорил и так приглушенным голосом, но замолчал, увидев выражение лица толстяка.
Он моментально осознал свою ошибку. В их смертельно опасной игре, полной интриг и предательств, произносить имена запрещено.
«Проклятье! С другой стороны, Пурочана всего лишь служит мне за деньги. Хозяин я!» — подумал Шакуни, но взглянув в холодные глаза Пурочаны, вздрогнул и почувствовал озноб. — «Впредь надо быть осторожнее!»
— Тот мальчик-брахман и Сушасана засиделись допоздна у Суйодханы, — объяснил свою задержку Пурочана, принимая пальмовый лист из рук Шакуни.
Прочитав написанное на листе, вечно угрюмый Пурочана попытался изобразить на лице довольную улыбку. Послание предназначалось для Такшаки и гласило, что товар будет доставлен в ближайшее время.
— Передай ему, пусть строго следует моим указаниям, не жадничает и не выдумает всяких глупостей.
— Он не станет исполнять приказа чужестранца, — ответил Пурочана, тщательно скрывая в своем голосе неприязнь.
— Вот как? Соглашаясь брать мои деньги, он соглашается делать все, что я говорю!
— Будем надеяться на это.
Пурочана отвесил короткий поклон и исчез в привычном для него мире теней. Ему еще предстояло в столь позднее время пробраться мимо охранников у ворот. До восхода солнца Пурочана должен был успеть выбраться из города, найти в лесу Калию, передать ему послание, вернуться, умыться, привести себя в порядок и встретить следующий день младшим советником, следящим за чистотой улиц. Нагам необходимо находиться в состоянии полной готовности и ждать обещанного Шакуни «товара». Заговор готовился несколько месяцев, но с точной датой так и могли договориться. Шакуни всё выжидал благоприятного момента и минувшим днем плод созрел. Драка Суйодханы с Бхимой вышла жестокой и безобразной, Пандав, что неудивительно, без особого труда одолел наследника престола.
Проводив Пурочану, Шакуни запер дверь, подошел к шкафу и достал оттуда запечатанный кувшин с вином. Выдержанное гандхарское вино, столь ценимое здесь, на равнинах, и приберегаемое им для особого случая. Рядом с сосудом находилась небольшая деревянная шкатулка. Ее царевич спрятал в складках своих одеяний. Он выглянул в окно убедиться, что на улице все спокойно. Ничего, кроме стрекота сверчков и отдаленного воя собаки, Шакуни не услышал. Накрывшись белой шалью, похищенной у Суйодханы, брат царицы направился к северному крылу дворца, где, как известно, располагались покои Бхимы. Ему пришлось трижды постучать в дверь, прежде чем она открылась, и из-за нее сверкнули огненно-красные глаза могучего Пандава.