Поведение нишадца коснулось больного места в сознании гуру. Дрона видел, как его сын ухаживал за щенком. Как Ашваттхама будет жить в этом мире, когда его, Дроны, не станет? Несмотря на все его умения, бедность всегда сопутствовала Дроне, пока он не стал наставником царевичей в Хастинапуре. Доброте царицы Кунти он обязан не только местом, но и возможностью дать сыну образование. Но этот болван выбрал себе в друзья не того царевича!
«Мой долг — следовать желаниям сыновей Кунти».
Дрона проклинал себя за восхищение лежащим у его ног Экалавьей и жалость, к нему проявленную. Перед глазами вдруг встал гневный лик Парашурамы и избавил его от всяческих колебаний. Разум мгновенно просветлел. Нишадец бросил вызов не только его сыну, не только Арджуне, он дерзнул покуситься на основы самой дхармы! С какой стати ему, благородному брахману, выказывать сочувствие этому выскочке?
Наставник глубоко вздохнул, вспоминая тот счастливый день, когда он годы назад завоевал титул Дхармавиры. Разве не дал он в тот день обет защищать дхарму, коров, брахманов и веру? Как мог допустить хоть на миг такую глупую мысль, как восхищение нишадцем?
— Согласно обычаю, ты должен дать мне гурудакшину, плату за обучение.
Экалавья поднялся на ноги, и, опустив голову, промолвил:
— Приказывай, о свами!
Волны торжества заполонили разум Экалавьи. Теперь все по-настоящему — величайший воин Бхараты признает его своим учеником! Мечта сбылась!
«О Шива! О Владыка вселенной! Ты слишком добр к простому нишадцу!»
— Я хочу получить как плату за свои знания большой палей твоей правой руки!
Никто не издал ни звука, все молчали, пораженные как молнией, словами гуру. Даже Арджуну передернуло от услышанного. Лишь недалекий Бхима шепотом спросил у братьев, не сошел ли с ума наставник, что он будет делать с отрезанным пальцем.
Мир вокруг Экалавьи рушился. Тело его онемело, свет в глазах померк. Исполнение мечты повлекло за собой катастрофу. Для него, для левши, большой палец правой руки важен как никакой другой. Он никогда не сможет больше взять в правую руку тяжелый лук. Коварный брахман вмиг покончил с нишадцем, как с лучником. Экалавья распрямил плечи, высоко поднял голову. Он огляделся, всматриваясь в лица окружавших его царевичей. Рожденные в богатстве и роскоши, они были чистыми, румяными, сытыми. Экалавья посмотрел на свои мозолистые, почерневшие руки. В джунглях громко зарычал хищный зверь, словно призывая нишадца вернуться обратно в привычный для него мир.
Арджуна встретился глазами с Экалавьей и, не выдержав, отвел взгляд в сторону.
Экалавья достал из-за пояса острый охотничий нож, еще раз поклонился Дроне, опустился на колени и крепко прижал правую ладонь к земле.
От мысли, какое зрелище ему предстоит увидеть, Юдхиштхира побледнел и отвернулся. Суйодхану, возившегося со щенком, насторожила воцарившаяся тишина. Он удивленно посмотрел на стоявших около гуру царевичей. Почувствовав, что происходит нечто ужасное, он побежал к ним, бросив стрелу, извлеченную из глазницы щенка на землю. За ним побежали и Ашваттхама с Суйодханой.
Наследник увидел сверкающую дугу падающего клинка и закричал. Остро отточенный нож легко отхватил большой палец. Кровь брызнула из открытой раны, попав на белоснежные одежды гуру. Дрона не смотрел вниз, он не отрывал глаз от заходящего солнца. Суйодхана что-то кричал учителю в приступе ярости, но тот никак не реагировал. Цаервича ударил в бок Бхима, и вскоре Кауравы сцепились с Пандавами как бешеные псы. Ни жестокая потасовка, ни распростёртый у его ног юноша-нишадец не отвлекали наставника от его дум. Дрона перебирал в уме все наставления из священных писаний, надеясь услышать оправдание своим действиям. Но ответом ему было лишь молчание.
Гневные слова сына разбили ледяную корку, сковавшую разум Дроны. Солнце скрылось за верхушками деревьев, несколько дуралеев катались по земле, сражаясь за глупые идеалы, вроде разбитой мечты неприкасаемого. Черный, покрытый пылью, палец лежал у ног учителя, надсмехаясь над всей его мудростью и славой.
— О сын мой! Отчего ты так слеп и не видишь любви своего отца? Разве тебе не понятно, я сделал это ради твоего будущего! Ты мог решить, что я действовал в интересах Арджуны, но на самом деле для тебя, Ашваттхама! — слезы гуру, наконец, пробили все препятствия и ручьем потекли по его щекам.
Сознание медленно вернулось к лежащему перед гуру нишадцу. Он не видел драки наследника с двоюродными братьями, он не слышал слов, полных гнева, которыми молодой брахман осыпал своего великого отца. Он не хотел получить чего-то невозможного. Все, чего хотел Экалавья — возможность совершенствоваться и услышать слова похвалы из уст человека, которым он восхищался. Он заплатил весомую плату за свои разбитые мечты и за знания, полученные украдкой. Экалавья бросился в гостеприимные объятья джунглей, подальше от Хастинапура, от людей, его населявших. Он бежал до тех пор, пока не почувствовал себя в безопасности в приятной тени леса. Потом он рухнул во весь рост на сырую землю. Лес, теплый и влажный, защищал его, подобно материнской утробе. Экалавья не проронил ни слезинки, отсекая себе палец и хороня свои мечты, но теперь, когда только деревья были свидетелями его горя, под серпом смотрящей с неба луны, сын леса разрыдался во весь голос.