– То было в июне, – неожиданно громко сказал Ульв. – Наши предки сели на корабли и поплыли на запад.
… В июньский полдень 793 года стояли молчаливые монахи на каменистом берегу острова Линдисфарне, расположенном неподалеку от северо-восточной оконечности Альбиона, и смотрели в морскую серебристую даль. С востока, гонимые ветром судьбы, приближались красные четырехугольные паруса диковинных кораблей с высокими фигурными носами.
Сто пятьдесят лет единственные обитатели небольшого острова вели здесь суровую жизнь аскетов, посвятивших себя Богу Иисусу Христу. Никто им не мешал. Дни бежали за днями, как волны спокойного моря. Очень хорошее место выбрали монахи для монастыря. Здесь почти не было растительности, каменистая почва давала небольшой урожай, море подкармливало монахов. Во дни отливов между Альбионом и Линдисфарном образовывалась влажная полоса земли, к монахам приходили разные люди, но мало приходило людей сюда. И было здесь тихо. Суета земная, шум обжитых людьми мест таял в ропоте волн, страсти людские тонули в бесконечной череде волн, – тихо было здесь, на острове Линдисфарне. Здесь люди мечтали очистить души свои от всего ненужного… от всего человеческого.
Вождь викингов – зоркий был глаз у него – еще издали заметил на возвышенности группу монахов, и чем ближе подходили краснокрылые ладьи к острову, тем крепче сжимал он меч в руке. Вот – берег. Вождь глянул на меч, на синей стали у рукояти он сам вырезал руны – руны удачи. Секрет магии рун передал ему старый вождь.
– Вперед! Вперед! Удача ждет нас! – крикнул викинг, заметив, как с каменистого холма пошел навстречу пришельцам одинокий монах, высокий, худой, старый – жить ему осталось немного.
На берег вышли люди с боевыми топорами, облаченные в черные кольчуги. Впереди поднимался по камню пологого склона вождь с мечом в руке. На мече были начертаны руны удачи. По камню пологого склона спускался монах в старой рясе. Он хотел приветствовать пришельцев. Так заведено у всех народов мира – приветствовать гостей.
Руны удачи на синем металле видно было хорошо в тусклом свете облачного полдня. Вождь не дождался приветственной речи, меч взметнул он над шлемом высоким, и пал удивленный монах с рассеченной головой на землю. И кровь жадной струей – быстрой змеей – побежала по камню вниз к ровно шуршащему морю, к воде. И кровь лизнула руны на мече, и зазвенел от счастья меч, и топоры в руках викингов задрожали от жажды крови.
И задрожали от страха души монахов. Бросились они врассыпную от пришельцев, но остров был слишком мал, чтобы сберечь хоть одного из них от топоров, жаждущих крови, от мечей, от диких глаз викингов – золото и серебро мечтали добыть эти люди, но мало было припасено богатств в монастыре. Все богатство – в душах людей.
Беззащитные монахи умоляли пришельцев пощадить их, пощадить монастырь, но люди в кольчугах не понимали их, словно бы детская беспомощность и старческая тяга к жизни этих беззащитных были неведомы в тех краях, откуда прилетели гонимые ветром викинги. Монастырь они разграбили, много монахов убили, кому-то повезло чуть больше – их взяли в плен.
Закончив дело, викинги отыскали на берегу уютное местечко, сели пировать. Горел костер, разбрасывая золотые брызги, жарилось мясо, разливалось вино в большие медные чаши – их осторожно передавали по кругу сильные руки. Скупо пировали викинги, дети заливов, дети фьордов, но в этой скупости чудилась пленникам дикая мощь, раскованность…
Нестройным хором начали суровую песнь дети сурового края, долго горланили они, до поздней ночи. Потом был краткий сон. А утром ладьи викингов покинули Линдисфарне с громкой песней моря.
Трудно было пленным монахам понять, почему так счастливы эти люди – убийцы, почему Бог не покарает их за содеянное. Молча сидели они, связанные, на палубе и слушали шум моря и песню викингов.
… Харальд тоже молча слушал рассказчика, его взор блуждал по некрутым волнам Днепра, и казалось, вождь не вникает в то, о чем со спокойствием орла, но с глубоким внутренним напряжением говорил Халльдор.
– Зачем ты вспомнил старые времена? – спросил наконец сын Сигурда Свиньи. Он хотел спросить: «Зачем ты вспомнил старый спор?»
Халльдор понял его и ответил:
– Каждый живет так, как он хочет. И не надо ему мешать.
– Но викинги тоже хотели жить так, как им хочется! – не сдержался вождь. – Их нельзя винить в том, что они решили с оружием в руках добиться этого права. Нельзя винить сильных только за то, что они сильные.
– Они ничего не добились. Они посеяли ветер войн. Уже более двух больших сотен лет войны бушуют в Европе.
– Да! – Харальд явно проигрывал Халльдору в сдержанности. – И нормандцы теперь живут по всей Европе, они сдерживали натиск мусульман на Европу. Разве это плохо?
– Мои предки, мирные, свободные люди, жили в Норвегии, в свободной стране. Никому до похода викингов на остров Линдисфарне не приходило в голову воевать с норвежцами. Викинги подняли ветер.
– Я это уже слышал.
– Буря бед обрушилась на Норвегию.
– Беды были в другом. Наши предки не хотели объединяться под властью одного короля.
– У нас разные предки. Разве плохо жили мы до того, как твой предок Харальд Прекрасноволосый решил создать в Норвегии единое государство, подчиненное одному королю? Мы жили хорошо. Мы не хотели жить иначе. Поэтому мои предки покинули родину и уплыли в далекую Исландию. Там мы жили по законам предков, там…
– Но если бы Харальд Прекрасноволосый не начал объединение страны, то Норвегию мог бы захватить любой конунг!
– Это не так! – твердо возразил Халльдор и добавил: – Бонды, обыкновенные крестьяне, не раз доказывали это. Они в битве при Стикластадире…
– Не надо об этом.
– Хорошо. Но свободного человека победить невозможно, если он сам этого не захочет.
– Ты не прав! Бонды при Стикластадире победили… самих себя.
Ульв, слушая спор друзей, судорожно искал способ угомонить двух упрямцев, сбить огонь страсти. Несколько раз он пытался перевести разговор на другую тему, не получалось. Ульв нервничал. Не первый раз спорят Харальд и Халльдор – оба неуступчивые, но очень уважающие друг друга.
– Кнут Могучий, конунг Дании, Англии, Шотландии, Швеции, стал и конунгом Норвегии после гибели Олава. Ты это знаешь, зачем говорить неправду? Был бы исход битвы в пользу Олава, Норвегией бы не правил иноземец.
– Я говорю, что свободного человека невозможно покорить. Я говорю истинно.
– Пока на земле есть необитаемые острова, куда можно сбежать из родной страны.
– За свободой можно убежать даже на необитаемый остров.
– Твоя свобода малого стоит. Своим бегством вы ослабили родину.
– Своими войнами и походами вы ослабили родину.
– Нет. Так не говорят мужчины. Магнус сын Олава Святого доказал, что норвежцы сейчас сильны, как никогда раньше. А сила сама не приходит.
– И поэтому ты так стремишься на родину? Ты хочешь усилить ее? Чтобы – воевать?
Бедный добрый Ульв понял, что если он сейчас не прекратит перебранку, то беды не миновать.
– Смотрите! – крикнул он, указывая на левый берег Днепра.
Там, чуть в отдалении, в устье небольшого притока, стояло поселение, окруженное с трех сторон водой. К реке вела вьюнок-тропа, петлявшая по бугристому склону холма, слегка уже побуревшему, посеревшему. По тропе шли в цветастых одеяниях девушки. Просто так шли. Просто – к воде. Ладья Харальда проплывала мимо. Девушки остановились, не зная, что делать: то ли помахать людям в ладье руками, то ли бежать домой.
– Что ты там увидел, Ульв? – удивленно спросил Халльдор, недовольный тем, что ему в который уж раз не удалось закончить спор.