— Очень приятно, — ответил Горшков удивленно — не думал он, что в Германии еще сохранились коммунисты, гестапо в последние годы жестоко вылавливало их, вырубало под корень, взял рукою под козырек, назвался сам.
— Сохранились коммунисты, — прежним ворчливым тоном произнес гость, — я не один в городе, нас целая ячейка… Подпольная.
— Ячейка большая?
— По нынешним временам большая. Четыре человека.
— А где остальные? — спросил Горшков почти машинально, понял запоздало: вопрос этот — неуместный.
Столяр засипел простуженно и выдохнул шепотом, едва слышно:
— Остальные казнены.
Как всякий комендант — пусть даже временный, — Горшков обладал властью, поэтому он поразмышлял немного и назначил столяра бургомистром Бад-Шандау.
К бургомистру он сейчас и приехал. Столяр, сидя на табуретке с мягким верхом и поставив на стол таз с горячей водой, отпаривал искалеченные руки, постанывал и ерзал задницей по верху табуретки — ему было больно.
Увидев капитана, он привстал и произнес каким-то измученным и одновременно очень спокойным, почти угасшим голосом:
— Сегодня в Берлине не стало Гитлера.
Горшков не выдержал, повел головою в сторону, словно бы горло ему сдавил тугой воротник, выплюнул зло:
— Надеюсь, у собаки была собачья смерть! Тьфу!
— Вместо себя Гитлер оставил гросс-адмирала Деница. По радио объявили, что Гитлер пал на боевом посту.
Капитан отплюнулся еще раз:
— Тьфу!
Столяр вытащил из таза одну руку, потом другую и, кряхтя, потянулся к приемнику, ухватился пальцами за пластмассовую бобышку, включил. Послышались звуки музыки — протяжные, навевающие уныние, капитан этой музыки никогда не слышал. Столяр пояснил:
— Седьмая симфония Брукнера. Ее очень любил покойный фюрер. — Губы столяра презрительно сдвинулись в сторону.
Симфония неожиданно прервалась, и послышался голос диктора:
— Наш фюрер Адольф Гитлер, сражаясь до последнего дыхания против большевизма, сегодня пал за Германию в своем оперативном штабе в рейсхканцелярии.
Презрительная улыбка на лице столяра расширилась.
— Пал за Германию, — хмыкнул он. — Пристрелили небось, как шелудивoго пса, и бросили в канаву. Еще, может быть, облили бензином из канистры и подожгли.
— Откуда такие сведения? — спросил капитан.
— Это не сведения, это — предположение.
— Тридцатого апреля фюрер назначил своим преемником гросс-адмирала Деница, — продолжал вещать диктор.
— Вот, — сказал столяр.
— Сегодня слушайте обращение к немецкому народу гросс-адмирала и преемника фюрера, — произнес диктор напоследок, в приемнике что-то щелкнуло, и послышались заунывные звуки симфонии, сочиненной неведомым Брукнером.
— Собирайтесь, — подогнал капитан столяра, — надо проехать по здешним хозяйствам, узнать, кто какие продукты может дать городу.
— Хорошее дело, — одобрил столяр.
— Иначе горожане от голода и вас и меня вздернут на каком-нибудь крепком суку.
— Я знаю несколько хороших фермеров, — сказал столяр, — они помогут. А я тут вот что сочинил. — Выдвинув ящик стола, он порылся в нем, извлек лист бумаги, протянул капитану. — Вот.
Горшков взял лист, повертел его и передал переводчику.
— Пранас, посмотри, что это?
Тот прочитал бумагу и, с трудом сдерживая улыбку, прижал к губам пальцы. Наклонил пониже голову, чтобы столяр не засек улыбку, если она вдруг прорвется и он не сдержит ее.
— Это документ. Наши немецкие товарищи провели первое открытое партсобрание и вынесли постановление… — Петронис покашлял в кулак.
— Ну!
— В постановлении написано: «Запрещается всем бывшим членам нацистской партии ловить в Эльбе рыбу».
Капитан также покашлял в кулак. Невольно.
— Ну и ну! Судьбоносное постановление, ничего не скажешь. Значит, поступим так, Пранас… Ты переведи поточнее. Если партийная ячейка сможет снабжать рыбой население Бад-Шандау, беженцев, госпиталь и всех остальных, я готов утвердить это постановление. Если нет, то и суда нет.
Столяр замялся, губы у него неожиданно приняли обиженное выражение, он развел руки в стороны.
— Ага, — сказал капитан. — Вижу, что партийная ячейка не готова кормить город рыбой. Постановление временно замораживается. Поехали, бургомистр, к фермерам.
Столяр закряхтел досадливо, ткнулся в один угол, в другой — искал свою выходную одежду. Что-то нашел, чего-то не нашел, закропотал недовольно, замахал руками на жену — та также заметалась по дому…