— Дик, возьми с собою Юзбекова и, как только этот бородавочный собственник распродаст свой товар, арестуй его, — приказал капитан, — и сюда этого Бородавкина, в комендатуру.
— А кутузка для арестанта найдется, товарищ капитан?
— Я за это время организую роскошную арестантскую. Такой во всей Германии не было. Даже у гестапо. — Горшков не выдержал, хохотнул коротко: неподалеку он нашел пустой винный подвал, который хоть и пропах духом сладкого портвейна, но вполне годился под кутузку. Осталось только заселить подвал клиентами. Похоже, дело за этим долго не задержится.
Через час Лик доставил к капитану растерянного, с трясущимися щеками Цигеля. Следом Юзбеков привел под узцы лошадь фермера, запряженную в просторный справный тарантас, снабженный, чтобы не растрясло, металлическими рессорами.
— Старый знакомый, — иронично сощурил взгляд капитан, увидев фермера, постучал торцом толстого начальнического карандаша о поверхность стола. Карандаш ему подарил столяр — он уже почувствовал вкус власти и кресло бургомистра обживал довольно успешно.
Фермер растерянно распахнул рот, пустил, словно ребенок, пузырь и сомкнул губы. Переводчик Петронис находился здесь же, в комнатке коменданта.
— Пранас, переведи этому деятелю, что мы его задерживаем до выяснения обстоятельств продажи продуктов в городе Бад-Шандау по спекулятивным ценам.
Петронис понимающе кивнул.
Бедняга фермер после такого обвинения задрожал как осиновый лист, у него даже щеки затряслись, зубы тоже затряслись и мелко застучали друг о дружку.
Дик ухватил фермера рукой за воротник, просипел сердито:
— Вперед, милейший!
К ефрейтору присоединился Мустафа: он знал, где находится облюбованный капитаном винный подвал.
— Льошадь, льошадь, пожалуста! — заполошно проревел фермер, на глазах у него появились тусклые мокрые блестки, зубы начали стучать сильнее. — Льошадь…
— Не бойся, «льошадь» твоя жива останется, — благодушно проговорил капитан, прощально махнул рукой. — Вперед!
Когда фермера увели, капитан выглянул в окошко, зацепился глазами за мусорные кучи, вызывавшие у него головную боль — надо бы убрать их, но никто из жителей на уборку не выходит, считает ниже своего достоинства, — покачал головой удрученно: охо-хо! Позвал переводчика:
— Пранас! — И когда тот наклонился на его столом, сказал: — Через полтора часа фермера надо выпустить. Пойдешь, переговоришь с ним и, независимо от того, что он скажет, вытуришь из каталажки.
На сей раз фермер был более гибким, и вообще он оказался человеком довольно понятливым, либо же его просто проняло до костей, глаза примерного труженика сельского хозяйства Германии продолжали мокро поблескивать. Увидев Петрониса, он проворно вскочил со старого скрипучего ящика, который кинул ему Мустафа.
— О-о, я все понял, все понял! — прокричал фермер, молитвенно сомкнув на груди ладони.
— А я не понял, — жестко обрезал его переводчик, — не понял совершенно, зачем вам надо было ссориться с комендантом. Ведь вам капитан заплатил бы такие же деньги, что и те, кто купил продукты у вас в городе.
— Я осознал свою вину. — Фермер отер кулаком глаза.
— Раз осознали — это хорошо. — Петронис был вежлив, на «вы», отстегнул от пояса трофейную фляжку, обтянутую тонкой, защитного цвета тканью. Отвернул колпачок. Несмотря на скромные размеры, колпачок вмещал в себя пятьдесят граммов алкоголя. Петронис налил в колпачок водки, протянул несостоявшемуся арестанту. — Нате, выпейте. Согреетесь.
— Благодарю вас, благодарю, — зашлепал губами фермер, схватил колпачок, легко выплеснул его в себя и зашлепал губами сильнее. — Зер гут! Очень хороший напиток. Гораздо лучше шнапса.
— Русская водка, — сказал Петронис и снова наполнил колпачок. — Посуда — дрек, конечно, трофейная, но зато водка своя, качественная.
Фермер перестал шлепать губами и поцеловал колпачок в тонкий серебряный бочок.
— Ах, какой божественный напиток! — умиленным тоном произнес он. — С вами следует дружить, герр офицер!
Когда фермер плеснул в рот, как в топку, вторую стопку и снова подставил колпачок под фляжку, Петронис хмыкнул весело, налил еще и проговорил недоверчивым тоном: