— О нет.
— Да. Эта девица, которая на год моложе, но на вечность глупее, раскрыла свой огромный рот...
— Они мне сестры, — перебила ее Зента. — Многие годы мы выступали вместе, делились всеми секретами, ничего не таили друг от друга...
— Этот секрет следовало сберечь, — вставил я.
— Я знаю, Ивен.
— Сколько человек в команде?
— Двенадцать. София, я и еще десять девушек. Двенадцать порядочных, достойных латышек.
— Тогда мы можем прямо сейчас повеситься. Если все десять знают о наших планах, пять обязательно проговорятся.
— О нет, Ивен.
— Такова жизнь. Из двух человек у одного язык обязательно окажется длиннее. Следовательно, из десяти...
Я посмотрел на Минну. Она закрыла глаза, словно от боли, казалось, говоря: «Все гораздо хуже». Как такое могло быть?
— Они никому ничего не скажут, Ивен, — подала голос София.
— Когда они об этом узнали?
— Несколько часов тому назад, во время тренировки.
— Тогда по меньшей мере одна уже проговорилась.
— Нет. Никто ничего никому не сказал. И не скажет, — Зента шагнула ко мне, пытаясь улыбнуться сквозь слезы. — Потому что они здесь, Ивен. Они все захотели уехать с нами, в Америку, поэтому мы привели их сюда, чтобы ни у кого не было возможности повторить мою ошибку. Они здесь, Ивен, и вместе с нами отправятся в Америку.
— Они здесь?
— Да, Ивен.
— Здесь? — я огляделся. — Я их не вижу.
— Они в спальне.
— Все десять? Десять порядочных, достойных латышек в спальне?
— Да, Ивен.
Медленно, с опаской, я подошел к двери в спальню. Взялся за ручку, повернул, осторожно приоткрыл дверь.
Они были там, все там.
Глава четырнадцатая
Милан сидел в кафе, склонившись над чашкой чая. Я с порога позвал его. Он повернулся, кивнул, оставил деньги на столе, поднялся. Прошагав с десяток ярдов по улице, мы свернули в маленький безлюдный переулок.
— Ты был наверху, Ивен? Ты знаешь о них?
— Да.
— Я возьму Минну, мы не можем оставить ее, и вечером мы втроем покинем Ригу.
— Это невозможно.
— А перед этим я удавлю этих двенадцать идиоток.
— Ты же мирный человек, Милан.
— Никогда меня так не провоцировали, Ивен. Это же кошмарная ситуация.
— Знаю.
— В Таллинне ты обо всем договорился?
Я кивнул.
— Разговор шел о семье из пяти человек. Но теперь нас стало пятнадцать.
— Я предлагаю вновь сократить состав семьи до трех. О чем ты договорился?
Я рассказал о своих договоренностях с Андерсом. Милан удивился тому, что при мне тысяча долларов. Мысль о том, что нас переправят через границу за деньги, тревожила его. Я попытался его успокоить, сказав, что это взаимовыгодная сделка.
— Но пятнадцать вместо пяти. Согласится ли он?
— Если нет, в последний момент мы оставим девушек на берегу. Но до этого будем держать их при нас, чтобы они не проболтались. Если он сможет взять на борт кого-то еще, им придется за это заплатить. Если нет, они смогут вернуться в Ригу.
— А как мы доберемся до Таллинна?
— Они говорят, что добудут автомобили. Мужчины одолжат им автомобили. Нам хватит трех, рассядемся по пять человек в каждом.
— Мне это не нравится. Ты можешь вести машину, я могу вести машину. А девушки?
— Они говорят, что могут.
— Мне все равно это не нравится.
— Мне тоже, Милан.
— Нам надо хорошенько подумать, — он помолчал. — С этим латышским есть одна загвоздка. Я не знаю, как будет по-латышски дерьмо, и мне неудобно спросить об этом у Минны.
— Prens.
— А лошадь?
— Zirgs.
— Zirgs-prens, — кивнул Милан. — Сорок восемь часов в маленькой квартирке с двенадцатью женщинами. — Zirgs-prens.
На следующий день я спросил одну из девушек, ее звали Линя (в нашей компании оказались две Лини, Мария, Наталья, две Катерины, остальные имена я не запомнил), о том, смогут ли они достать автомобили. Она заверила меня, что достать три автомобиля для них сущий пустяк.
Но сама идея разделения на три группы мне не нравилась. Один автомобиль мог сломаться, отстать, его могла остановить милиция. Вот я и спросил Линю, а как они обычно добирались до места проведения соревнований. На автобусе, ответила она, который находился в распоряжении команды. Тем самым транспортная проблема разрешилась.
— Все не так и плохо, — заверил я Милана. — Представь себе, что бы было, если бы София танцевала в балете Большого театра.
Он, однако, не нашел мою шутку забавной.
В воскресенье, ближе к вечеру, Милан и я оставили девушек в квартире, строго наказав никуда не уходить. Сами пошли в гараж, стукнули сторожа по голове, связали, сунули в рот кляп, заперли в каптерке и угнали автобус.
Через час после захода солнца загрузили в автобус Минну и двенадцать достойных, порядочных латышских девушек. Мне удалось достать фуражку и куртку водителя, я уселся за огромное рулевое колесо и по узким улицам погнал автобус к шоссе на Таллинн. Милан сидел у меня за спиной рядом с Минной. Девушки, расположившись сзади, пели. Веселая у нас подобралась компания.
За руль автобуса я сел в первый раз. Поначалу пытался проходить повороты как на обычном автомобиле. Но вскоре понял, что так нельзя: на каждом пение прекращалось, потому что девочек выдергивало с сидений. Учился я быстро, сбавил скорость, и до Таллинна мы добрались без происшествий. Въехали в город около одиннадцати вечера. Десять минут двенадцатого я припарковал автобус на тихой улице в полумиле от места встречи.
— Из салона никого не выпускай, — наказал я Милану. — Я пойду один, чтобы убедиться, все ли в порядке. Заодно спрошу, есть ли у него место для пятнадцати человек.
— А если нет?
— Я думаю, что найдется. Но ты оставайся здесь и держи девушек под контролем.
— Разумеется.
Я погладил Минну по щеке.
— Побудешь с Миланом. Я вернусь, как только смогу. Будь хорошей девочкой.
— Хорошо, — пообещала она.
Я вышел из автобуса и быстрым шагом направился к месту встречи, огибая промышленный комплекс, темный и безлюдный. Держался ближе к забору, чтобы меня никто не увидел.
Да и сам я мало чего видел в темноте. Лишь подойдя к самому берегу, разглядел катер, чуть покачивающийся на волнах у самой кромки воды. Из груди вырвался вздох облегчения.
Но уже через несколько шагов я увидел другой катер, размерами побольше, группу людей в военной форме, услышал голос Андерса.
Он не предал нас. Пограничная служба заинтересовалась им по собственной инициативе, но так уж вышло, что брать его решили именно в эту ночь. Пограничный катер уплыл, за ним последовал и катер Андерса, за штурвалом которого теперь стоял пограничник. Оба судна растворились в ночи, окутавшей Таллиннскую бухту.
Какое-то время я не мог сдвинуться с места, не мог даже вдохнуть. В украденном мною автобусе сидело четырнадцать человек, которым некуда было деться. Мы не могли вернуться в Ригу, не могли пересечь на автобусе ни одну границу: мы попали в беду. Катер, на котором мы намеревались перебраться в Финляндию, уплыл. Моряк, который мог вывезти нас в свободный мир, сам угодил в тюрьму.
А что оставалось нам?
Конечно, мы могли ездить по стране на автобусе. В конце концов, наш ничем не отличался от остальных. Или я мог отвезти десять девушек в Ригу, там им ничего не грозило, а с остальными предпринять еще одну попытку пересечь границу. В одном я не сомневался: если автобус еще какое-то время простоит на боковой улице, он обязательно привлечет ненужное внимание. Я понял, что прежде всего надо возвращаться к автобусу. А уж там решать, что делать дальше.
Развернулся, чуть ли не побежал вдоль сетчатого забора, споткнулся, чтобы сохранить равновесие, оперся о сетку.
Взвыли сирены, вспыхнули прожектора, промышленный комплекс ожил, распахнулись ворота, из них выбежали вооруженные люди, взяв меня в полукруг, нацелив винтовки и лучи ручных фонариков.