Именно из его дома Дион пришёл ко мне и попросил о помощи. Если бы я только предложил ему ночлег в своём доме! Но ведь не исключено, что тогда убийцы сделали бы своё кровавое дело под моей крышей. Я думаю о Бетесде, и особенно о Диане – и эти мысли вгоняют меня в дрожь.
Когда яд не дал нужных результатов, враги Диона обратились к средствам менее тонким.
Покинув мой дом, Дион вернулся к Копонию со всей возможной быстротой – было уже темно, и он боялся римских улиц, несмотря даже на свой маскарад и на Бельбона, которого я дал ему для защиты. Что до Тригониона, то Бельбон говорит, что он шёл с ними до дверей дома Копония, а дальше отправился своей дорогой. Наверное, он вернулся в жилище галлусов – оно здесь же, на Палатине, рядом с храмом Кибелы. Об этом евнухе, похоже, никому не известно, и никто не может мне рассказать, что связывало его с Дионом.
О том, что произошло дальше, я знаю из вторых, а то и из третьих рук. Да, конечно, это могут быть и обычные слухи, но я склонен верить тому, что услышал.
Вернувшись в дом Копония, Дион заперся у себя в комнате и отказывался брать еду, которую ему приносили. (Он панически боялся отравы, а как раз перед тем плотно пообедал у меня). Домашняя челядь у Копония ложится рано, и вскоре после наступления темноты все в доме уже спали, кроме раба, приставленного на ночь сторожить у главного входа. Так вот, ночью (как говорит этот сторож, около полуночи) послышался шум из дальнего конца дома, где и жил Дион.
Сторож пошёл посмотреть, что там творится. Дверь комнаты Диона была заперта. Раб, назвав себя, стал стучаться. В конце концов, он поднял такой шум, что Копоний в соседней спальне проснулся и вышел спросить, в чём дело. Когда дверь взломали, Дион был обнаружен на своём ночном ложе, лицом вверх, с открытыми глазами и ртом. На груди были глубокие раны. Его закололи прямо в постели.
Окно его спальни выходило в небольшой внутренний дворик. Ставни этого окна были открыты, а замок взломан снаружи. Убийца – или убийцы – очевидно, проползли по верху стены, пробрались через террасу, затем ворвались через окно в комнату Диона, убили его и бежали.
Во всяком случае, тот, кто совершил это злодеяние, сумел скрыться незамеченным.
Поистине, горестный конец блестящей жизни! Дион ожидал гибели – и провёл свои последние дни вдали от дома, в чуждом ему городе, пугаясь каждой тени. Это делает всю историю ещё трагичней. Особенно меня заботит то, что в самый день своего убийства он пришёл ко мне и попросил о помощи. Мог ли я спасти своего учителя? Наверняка нет, говорю я себе – ведь люди, которым была нужна его смерть, явно располагали такими силами, с которыми я тягаться не мог. Всё же со стороны богов это чересчур жестокая шутка: через столько лет вернуть в мою жизнь Диона, и тут же снова отнять его навсегда. Я в своей жизни видел немало и насилия, и страданий, но так и не смог привыкнуть к ним. Разве только с годами я вижу в них всё меньше смысла.
Теперь все участники посольства, прибывшего прошлой осенью из Александрии, либо убиты, либо сбежали в Египет, либо, так или иначе, исчезли из виду. (Немногие оставшиеся в Риме, как мне рассказывали, поклялись в верности царю Птолемею или согласились взять деньги за молчание. Нет сомнения, кто-то из них – а может быть, и все – был с самого начала человеком Птолемея). Для римлян настоящий позор, что подобная мерзость могла произойти не просто в Италии, но и прямо в самом сердце города. Правда, некоторые говорят, что убийство Диона настолько вопиюще, что теперь Сенат будет вынужден предпринять шаги для наказания виновных (если и не самого Птолемея, то хотя бы кого-то из его прихвостней). Возможно, это даже подтолкнёт Сенат к тому, чтобы отказать Птолемею в покровительстве и признать египетской царицей Беренику – а ведь ради этого Дион и ехал в Рим. Пока он был жив, сенаторы не желали даже выслушать его, но своей смертью он может добиться того, к чему стремился при жизни: независимого Египта с новым монархом.
Может ли правосудие покарать убийц Диона? Зная о положении дел в римских судах и о людях, чьи интересы затрагивает это дело, я весьма сомневаюсь в возможности такого исхода. Если бы я согласился работать на Диона и разоблачить его врагов, то теперь, скорее всего, чувствовал бы себя обязанным предать суду его убийц. По счастью, я ему отказал. Я прямо заявил Диону, что не смогу ему помочь, и объяснил, почему. Так что теперь моя совесть чиста. Отыскать клинок, оборвавший жизнь Диона, наказать державшую его руку – это не моя забота.