-Да, - медленно проговорил я. – Я здесь именно поэтому.
-Я, признаться удивлён. Да и все, наверное, удивлены. С чего бы Цицерону браться за защиту мальчишки? Я-то думал, отношения между ними далеки от добрых. Должно быть, события приняли крутой оборот, и напуганный школьник побежал за помощью к своему строгому наставнику. Есть в этом что-то трогательное.
-Пожалуй, что так, - спокойно ответил я. Неужели Цицерон и в самом деле взялся защищать Целия? Это была потрясающая новость, но, если подумать, вполне закономерная. Разве Цицерон не защищал Асиция? Очевидно, он это сделал в угоду Помпею. Помпей будет рад увидеть оправданным также и Целия, а Цицерону вполне по силам обеспечить это. Что же до его личной вражды с Целием, то политический прагматизм способен в мгновение ока сделать врагов друзьями и наоборот. – Так ты говоришь, твоё заявление для Цицерона ещё не готово?
-Нет. Приходи завтра. Странно, что он прислал за ним тебя, а не того секретаря, который занимается у него подобными мелочами.
-Ты говоришь о Тироне?
-Ну да. Умный раб.
-Хорошо. Думаю, за твоим заявлением как раз Тирон и придёт. Но раз уж я здесь, позволь задать тебе несколько вопросов.
-Давай.
-Это касается Диона.
Лукцей отмахнулся:
-Всё это будет в заявлении.
-Но, возможно, это могло бы помочь нам всем – мне, тебе, Цицерону, Тирону – если бы ты уже сейчас сказал, что именно там будет.
-Только то, что я уже говорил Цицерону. Дион некоторое время погостил у меня, а потом ушёл. Всё очень просто. А вся эта болтовня об отравлении… «Сплетни пачкают, как масло, и пятнают, как красное вино».
-Но ведь один человек в этом доме всё же умер, верно? Раб Диона, дегустатор.
-Ничего не стоящий раб умер от естественных причин, вот и всё.
-Тогда почему Дион ушёл отсюда в дом Тита Копония?
-Да ведь он боялся собственной тени. Видел на земле палку – и был готов поклясться, что это змея, - Лукцей фыркнул. – Диону здесь грозило не больше, чем девственнице в комнате галлуса. Что можно прибавить к этому?
-Тем не менее, Дион был уверен, что в этом доме кто-то пытался отравить его.
-Ему напрочь отказал здравый смысл. Вспомни, что с ним произошло в доме Копония – а потом скажи, где он был в большей безопасности!
-Я понимаю. Ведь вы с Дионом были хорошими друзьями?
-Естественно! Думаешь, я позволил бы недругу спать под моей крышей? Он целыми днями сидел на том месте, где сейчас сидишь ты, и мы с ним разговаривали – об Аристотеле, об Александрии, о Карфагене времён Ганнибала. Кстати, он подкинул мне неплохие идеи для моей книги. – Лукцей отвернулся, закусив губу. – Дион был неплохим товарищем. Горько видеть, что с ним произошло. Хотя, конечно, у него были кое-какие не вполне приятные привычки, - он недобро усмехнулся. – «Срывай плоды, пока они не созрели».
-Что ты имеешь в виду?
-Неважно. Какой смысл судачить о мёртвых?
-«Срывай плоды…».
-Он любил молоденьких. Да, Дион был из этих самых… В этом, конечно, ничего дурного нет – разве только человек не должен тянуть руки к хозяйскому добру. И больше ты от меня ничего не услышишь, - по его лицу было понятно, что и в самом деле не услышу.
-Ты сказал, что раб Диона умер от естественных причин. От каких же?
-Откуда мне знать?
-Но смерть в твоём доме…
-Смерть раба, вдобавок чужого раба.
-Но тело осмотрели?
-Ты думаешь, я вызываю греческого врача всякий раз, когда у какого-нибудь раба заболит живот? С рабами постоянно что-нибудь случается, иногда они и умирают.
-Тогда как ты можешь быть уверен, что это не яд? Дион считал, что раб отравился.
-Дион много чего считал. Такое богатое воображение и впрямь лучше подходит философу, чем историку.
-Но если бы кто-то из твоих домашних рассказал мне, как именно умер этот раб, на что он жаловался перед смертью…
Я осёкся, взглянув на лицо Лукцея. Он долгое время молча всматривался в меня. Его густые брови сдвинулись.
-Кто прислал тебя сюда?
-Я бы не хотел этого говорить.
-Но не Цицерон, верно?
-Я был другом Диона.
-А я, думаешь, не был? Убирайся отсюда.
-Моя единственная цель – выяснить правду о его смерти. Если ты и в самом деле был другом Диона…
-Убирайся! Ну же!- он схватил стилос и взмахнул им, как кинжалом, гневно глядя на меня. Таким я и оставил его – сердито бормочущим над своими свитками.
Раб-привратник ждал меня за дверью, чтобы проводить к выходу. Но не успели мы с ним достичь атриума, как дорогу заступила необычайно крупная женщина.