-Здесь слишком темно, пробормотала она. – Хриза, дорогая, отодвинь занавеску.
Молодая служанка проворно отодвинула тяжёлые занавески с обеих сторон и зацепила их за крючки. Сама внутренность носилок, впрочем, оставалась скрыта лёгкими красно-белыми полосатыми занавесками, дрожавшими на ветру. Уличный шум стал громче, но тут же снова стал стихать по мере нашего удаления от его источников. Время от времени предводитель носильщиков издавал свист, объявляя о повороте, остановке или снижении скорости – но тряски я так и не почувствовал. Роскошь затягивала меня, как трясина. Казалось, достаточно лишь пожелать, чтобы перенестись из одного места в другое, а грязные римские улицы со своей нищетой вообще перестали существовать.
Близость тела Клодии действовала на меня опьяняюще. Расстояние между нами было так мало, что я мог видеть её лишь боковым зрением. Она волновала меня даже тогда, когда я её не видел и не слышал. В солнечном свете, пробивавшемся сквозь шёлковые занавеси, плоть её лица и рук казалась гладкой, словно восковой – но при этом изнутри излучала теплоту. Сегодняшняя стола Клодии была столь же прозрачной, как та, в которой я видел её в первый раз, но при этом сливочно-белой, в тон её коже. Носилки переходили из тени на свет, и, пока Клодия не двигалась, порой возникала иллюзия, будто она обнажена – после чего мерцающая ткань платья, потревоженная движением хозяйки, стремилась ласкающее облечь её тело.
Носилки притормозили, а затем начали спускаться. Я понял, что нас несут по склону Палатина вниз, к Форуму Боариуму. Шум снаружи стал громче – ведь мы проходили через крупный скотный рынок. Из-за переполненных улиц приходилось нередко делать остановки, и аромат духов Клодии смешивался с запахами жареного мяса и живых животных. Чары, захватившие меня в этих носилках, начали слабеть. Я чувствовал, что пробуждаюсь ото сна.
-Куда мы направляемся? – спросил я.
-Туда, где сможем поговорить с глазу на глаз.
-В твои сады на Тибре?
-Увидишь. А пока расскажи, что ты сумел сегодня выяснить.
Пока носильщики шли через Форум Бовариум, а затем сквозь ворота в старой городской стене и через Форум Голиториум – большой овощной рынок, я успел пересказать то, что узнал в домах Лукцея и Копония. Мой отчёт был и более сухим, и более скупым, чем тот рассказ, который услышал от меня Экон. В конце концов, Клодия не платила мне за то, чтобы я изучал сексуальные наклонности Диона.
-Теперь ты видишь, как трудно будет обвинить Целия в убийстве Диона, - заметила она. – Обвинение против Асиция развалилось, и, скорее всего, та же участь постигнет обвинение против Целия – хотя все знают, что эти двое были сообщниками. Ключ ко всему – попытка отравления. Но ты прав, Лукцей, конечно, никогда не позволит своим рабам свидетельствовать. Он предпочтёт умертвить их, чем довести дело до публичного скандала. Вот ханжа! Хороший хозяин на его месте приложил бы все усилия, чтобы преступление против его гостя не осталось безнаказанным. А он делает вид, будто ничего не было, - Клодия пошевелилось, и мне почудилось, что теперь от неё исходит больше тепла.
-Интересно, можем ли мы какой-нибудь хитростью вынудить Лукцея продать этих двух рабов мне?
-Не думаю, - ответил я.
-Но ведь можно же заставить их дать показания. Суд мог бы постановить, чтобы их допросили под пыткой. Это, конечно, уже не по моей части…
-Ты хочешь сейчас обсудить со мной стратегию обвинения? Вообще-то Тригонион вёл себя так, будто тебе грозит страшная опасность. Он что-то говорил об отраве…
Клодия приложила палец к губам:
-Погоди, мы уже почти на месте.
Через несколько мгновений паланкин остановился. Я решил, что мы снова застряли в толпе, но тут носилки поставили наземь, и Хриза отдёрнула занавески. В руках у неё был плащ с капюшоном, который она ловко накинула на свою госпожу, когда та вышла наружу. Я сидел, думая, должен ли последовать за Клодией. По моим прикидкам, мы должны были находиться на юго-западном склоне Капитолия, в районе овощных рынков – то есть в самом сердце Рима. Какая же приватная встреча возможна в таком людном месте?
Хриза, откинувшись на подушки, улыбнулась:
-Ну же, Гордиан! Ступай, не робей. Ты будешь не первым мужчиной, который прошёл с ней через эту дверь.