Высокий, ещё не располневший Дион с густой чёрной шевелюрой и изящными манерами был видной фигурой в Александрии времён моей юности. Как и большая часть египетского высшего сословия, он имел греческие корни с примесью других кровей: скифскую можно было распознать по его высокому росту, а эфиопскую – по смуглому лицу. Его постоянно видели рядом с библиотекой, пристроенной к храму Сераписа – там философы дискутировали между собой и вели занятия с учениками.
Юношей я, проделав долгий путь, прибыл в Александрию и решил задержаться там. Именно там я встретил свою будущую жену, Бетесду – или, точнее, там я купил её: она была рабыней, очень молодой и очень красивой, выставленной на рынке для продажи. (Источник неприятностей, как с досадой признался мне работорговец, благодаря чему я и смог позволить себе её покупку; впрочем, если это неприятности – хотел бы я, чтобы их было побольше!). С ней я и проводил жаркие александрийские ночи, а днём, пока Бетесда наводила порядок в моём скромном жилище или ходила на базар – я спешил к ступеням библиотеки и искал Диона. Я не изучал философию по-настоящему – на это у меня попросту не было денег – но, к счастью, у александрийских философов было в обычае время от времени бесплатно вести беседы с обычными людьми.
Сейчас, три десятилетия спустя, я мог припомнить лишь обрывки этих бесед. Зато я помнил, как Дион своими загадками разжёг моё юношеское стремление к истине в жаркое пламя – а Бетесда разожгла во мне огонь совершенно иного рода. Тогда у меня было всё, что нужно молодому человеку: огромный незнакомый город для исследования, девушка в постели и наставник. Мы всю жизнь помним города, учителей и возлюбленных своей юности.
Дион принадлежал к школе Академии. Его наставником был Антиох Аскалонский, который несколькими годами позже встал во главе Академии; Дион считался одним из его любимых учеников. Как-то я по своему невежеству спросил у Диона, где находится Академия. Он смеялся, объясняя мне, что, хотя её название и произошло от рощи близ Афин, где учил Платон, сейчас это слово означает не какое-то место или здание, а учение, философскую школу. Академия – превыше границ. Цари могут покровительствовать Академии, но не властвовать над ней. Академия – превыше наречий (хотя, конечно, все серьёзные философские труды, в том числе и труды академиков, написаны по-гречески). Академия затрагивает всех, но не принадлежит никому. Иначе и быть не может, ведь её цель – постижение самих основ бытия.
Откуда человек получает свои знания? Как он может убедиться в правдивости своего – а тем более чужого – восприятия? Существуют ли боги? Может ли их существование быть доказано? Какова их форма, их суть, как люди могут узнать их волю? Как отличить истинное от ложного? Может ли добрый поступок привести к дурному исходу, или дурной – к доброму?
Молодому римлянину двадцати лет от роду эти вопросы кружили голову – тем более в таком завораживающем городе, как Александрия. А Дион их все глубоко изучил, и его познания были откровением для меня. Возрастом он вряд ли превосходил меня больше, чем на десять лет, но мне он казался необыкновенно мудрым и всезнающим. При нём я глубоко чувствовал своё невежество, и меня очень радовала терпеливость Диона, с которой он излагал мне свои идеи. На ступенях библиотеки, под солнечными зонтами, которые держали над нами его рабы, философ неспешно объяснял мне разницу между чувством и сознанием, каким чувствам стоит доверять, и насколько, в какой степени люди нуждаются в зрении слухе, вкусе, обонянии, осязании – и логике, чтобы постичь мир.
Миновало тридцать лет. Неудивительно, что Дион изменился. Мне он и тогда казался старым – но теперь действительно был стар. Его густые чёрные волосы поседели, выросло брюшко, кожа покрылась морщинами. Однако спина оставалась по-прежнему прямой. Он сдвинул ткань столы, и я увидел его мускулистые руки, жилистые и коричневые от загара. Несмотря на возраст, он выглядел мужчиной здоровым и сильным.
«Такого человека, как ты, трудно забыть» – сказал я ему. А теперь, когда он просил меня помочь остаться в живых, я был близок к тому, чтобы сказать: «Такого человека, как ты, трудно убить». Вместо этого я сменил тему:
-Странно, учитель, что через столько лет ты всё ещё помнишь меня. Я ведь обучался у тебя совсем недолго. Уже после отъезда из Александрии я услышал, что твой наставник Антиох сменил Филона во главе Академии. Думаю, тогда у тебя появилось множество дел: беседовать с царями, принимать посланцев, давать советы тем, кто вершит судьбы мира. Удивительно, что после всего этого ты не забыл юного римлянина, который на ступенях библиотеки слушал беседы мудрых – а те иногда снисходили до разговора с ним.